Артист (Еще в его ушах гремят рукоплесканья…)
Еще в его ушах гремят рукоплесканья,
И слышится похвал веселый перекат, —
Но он уже забыл безумные скитанья,
Он сбросил короля изношенный наряд,
Он снял седой парик; глаза его поблекли,
С усталого лица он стер следы морщин;
Не смотрят на него лукавые бинокли
Волнующихся дам и сдержанных мужчин.
Не блещут огоньки у театральной рампы…
Он дома; перед ним — докучный кабинет.
Он снова одинок, от неподвижной лампы
На фрески потолка ложится мягкш свет.
Его мечтателено склоненный силует,
Как призрак, движется на тени…
Он хорошо сыграл! Он Лиром был живым,
Когда — развенчанный в предательской измене —
Метался и стонал по освещенной сцене,
Томясь недугом роковым.
Доступна для него тоска седого Лира,
Понятно страшное безумие его…
Театра зрители в восторге от того,
Что жадно осмеет толпа живого мира.
До глубины души взволнованный, несчастный
Артист поник пылающим челом.
Он думал: Я сжился с душою Лира страстной,
И — как его — меня обидели в былом!
И я, как добрый Лир, отвергнут был жестоко
Когда-то милым существом.
Она клялась в любви, она — дитя порока.
И я поверил ей во всем…
Я пал к ее ногам, коленопреклоненный,
И все ей отдал, что имел:
И тленный капитал, и дух свой окрыленный,
И счастье юности, и весь земной удел…
Я перед нею был рабом ее плененным,
Ей верен был, как пес!..
Я, помню, к ней пришел однажды утомленным,
Я жаждал ласк ее, я сердце ей принес, —
Но встретила она поклоном принужденным
И опечалила до слез.
У ней был пир тогда; цветы живые в вазах
Дышали на столе; вино лилось рекой…
Она, прекрасная, вся в тюле и алмазах,
Богинею царила над толпой
И мотыльком кружилась в вихре бала.
Вдруг, раскрасневшися от пляски и вина,
Из вазы вынула камелии она
И гостя юного цветами увенчала.
Он был красивей всех из молодых гостей,
И резвая, как Фрина прежних дней,
Смеяся, за него бокал она подняла…
Нежданной выходке рукоплескали гости;
Счастливец хохотал!..
А я? Я онемел от ревности и злости,
Я выронил бокал!..
И, угадав мою ревнивую тревогу,
Она взглянула на меня
И вслух воскликнула: «От нынешнего дня
Ко мне забудьте вы дорогу!..
Вы лишшй здесь совсем! Я вас не приглашала.
Уйдите, как пришли!..»
Моя душа, рыдая, хохотала;
По жилам лавою слова ее текли…
«Здесь всё мое — ее! И я здесь нынче лишний!
Гетера жалкая, не ценишь ты добра…
И мне хотелося сорвать наряд с ней пышный
И бросить ей в лицо пылающее бра!..
Но я смолчал, смолчал постыдно, — и бесшумно
Я вышел от нее, охваченный огнем.
Но не пошел, как Лир, скитаться неразумно:
Мой ум был цепью мне, а сердце — палачем.
Я медленно сгорал отравою измены…
О, сколько раз в тиши ночей
Рыдания мои подслушивали стены,
Бояся дерзости моей.
О, сколько раз терзал меня жестокий гений,
Шепча; отмсти, отмсти!
Но вечность алчная обменом впечатлений,
Как злобный ураган, все рушит на пути.
И я забыл ее… И толеко в сердце бедном,
В разбитом сердце, иногда
С каким-то торжеством злорадным и победным
Встают печальные года.
Звучат ее слова, и наглый взор блистает,
Стыдом и скорбью ноет грудь,
И знойный мозг горит, и сердце упрекает,
И негде отдохнуть…
Недаром же теперь презрительно и властно
Тревожу я сердца и покоряю свет,
И не поймет толпа, чем роль моя прекрасна
И в чем ее секрет!
1887 г. Октябрь.
Тени и тайны. Стихотворения Константина Фофанова. СПб.: Издание книгопродавца М. В. Попова. Паровая типография Муллер и Богельман, стр. 293-296, 1892