Дума в Царском селе

I.

С природою искусство сочетав,
Прекрасны вы, задумчивые парки:
Мне мил ковер густых, хранимых трав
И зыбкие аллей прохладных арки,
Где слаще мир мечтательных забав,
Где тень мягка н где лучи не ярки, —
Где веет всё давно забытым сном
И шепчутся деревья о былом.

II.

Сад, как вино, чем старше — тем милей,
Тем больше в нем игры и аромата?
Особенно он дорог для очей,
Когда искусство несколько помято
Завистливым соперником людей —
Природою, которая богата
Неряшеством и чудесной красотой
И гордостью, доступной ей одной.

III.

Таких садов близ царственной Невы
Довольно есть. Сады увеселений? —
Кумирни мелкой прессы и молвы? —
Затмили их… Так фокусника гений
Свет разума и мудрость головы
Тмит мудростью лукавою движений.
Но славу тех резвящихся садов
Переживут сады больших дворцов.

IV.

Меланхоличен царскосельский сад
И тем милей мечтателям угрюмым;
Он вас чарует прелестью баллад,
Приветствует спокойно-важным шумом.
В нем вечером люблю встречать закат,
Предавшися своим певучим думам.
Войдемте же в него мы; много в нем
И выходов и входов есть кругом.

V.

Ведущие в ласкающую даль,
Как хороши тенистые аллеи!
Там, что ни шаг — то будят в вас печаль
Угасших лет невинные затеи;
То пруд блеснет, прозрачный как хрусталь,
То статуя Амура иль Психеи
На вас глядит, кокетливо грустя, —
Столетнее бездушное дитя!

VI.

А там, в тени благоуханных лип,
Стена и вал искусственный руины,
Где бледный мох и толстогубый гриб
Уже взросли для полноты картины.
Мы нечто там еще встречать могли-б,
Когда бы страж таинственной долины,
Ютящийся в развалине с семьей,
Не наблюдал за скромной чистотой.

VII.

А дальше ряд душистых цветников,
Подстриженных акаций изгородки
И мостики над зеркалом прудов,
А на прудах – и лебеди, и лодки,
И в сумраке задумчивых кустов
Печальный лик склонившейся красотки;
Она грустит над звонкою струей,
Разбив кувшин, кувшин заветный свой.

VIII.

Она грустит безмолвно много лет;
Из черепка звенит родник смиренный,
И скорбь ее воспел давно поэт,
И скрылся он, наш гений вдохновенный,
Другим певцам оставив бренный свет;
А из кувшина струйка влаги пленной
По-прежнему бежит не торопясь,
Храня с былым таинственную связь.

IX.

О, время, время! Вечность родила
Тебя из мглы бесчувственного лона.
Ты вдаль летишь, как легкая стрела,
И все разишь; чужда тебе препона!
Давно ли здесь кипела и цвела
Иная жизнь? У женственного трона
Писатели, министры и князья
Теснилися, как важная семья.

X.

То был рассвет и вкуса, и ума;
От Запада текло к нам просвещение.
Императрица, мудрая сама,
Устав от дел, искала вдохновенья.
И роскошь мод, как сладкая чума,
Объяла всех восторгом увлеченья,
И жизнь текла, как шумный карнавал,
И при дворе блистал за балом бал.

XI.

И снится мне, что ожил старый сад;
Помолодели статуи в нем даже.
У входов стройно вытянулись в ряд
Затейливых фасонов экипажи…
В аллеях томных вкрадчиво шумят…
Мелькают фижмы, локоны, плюмажи…
И каламбур французский заключен
В медлительный и вежливый поклон.

XII.

Огни сверкают факелов ночных,
Дрожащий свет скользит в кустарник тощий/
Меж гордых жен в нарядах дорогих,
Украсивших искусственные рощи,
Подобного рою бабочек цветных, —
Одна скромней, приветней всех и проще,
И белое, высокое чело
Ее, как день безоблачный, светло.

XIII.

Года прошли… Погибли все давно
Под легкою секирою Сатурна;
Всем поровну забвение дано,
Но не у всех промчалася жизнь бурно.
Не каждым все земное свершено,
Не каждого оплакивалась урна.
И люди вновь родились, чтоб опять
Злословить, петь, влюбляться и страдать.

XIV.

Да, жизнь вечна, хоть бродит смерть кругом!
Не знает мир, состарившись, утраты.
На рубище природы роковом
Мы новые, непрочные заплаты, —
В нас даже пятница, старые притом:
Из лоскутков отброшенных мы взяты.
Ах, экономна мудрость бытия:
Всё новое в ней шьется из старья!

XV.

И снится сон другой душе моей:
Mнe чудится – во мгле аллей старинных
На радостном рассвете юных дней
Один, весной, при кликах лебединых,
Мечтатель бродит. Блеск его очей
Из под бровей, густых и соболиных,
Загар лица, курчавый пух ланит, —
Всё в нем душе так много говорит.

XVI.

Рассеянно к скамье подходит он,
С улыбкою он книгу раскрывает;
Задумчивостью краткой омрачен,
Недолго он внимательно читает…
Из рук упал раскрытый Цицерон…
Поэт поник, и — что-то напевает.
И вот, смеясь, набросил на листе
Послушный станс невинной красоте.

XVII.

Святая тень великого певца!..
Простишь ли мне обманчивые грезы?
Уж ты погиб, до горького конца
Сокрыв в груди отчаянье и слезы.
Но вечен луч нетленного венца
Во тьме глухой житейских дум и прозы.
И славные могилы на земле,
Как звезды в небе, светят нам во мгле.

XVIII.

Счастливые! Их сон невозмутим;
Они ушли от суетного мира.
И слава их, как мимолетный дым,
Еще пьянит гостей земного пира.
И зависть зло вослед смеемся им,
И льстивый гимн бренчит небрежно лира.
Но клевета и лесть, как жизнь сама,
Не тронут им ни сердца, ни ума.

XIX.

А сколько лиц без славы в глубь могил
Ушло с тех пор, как этот парк унылый
Гостеприимно сень свою раскрыл!
Здесь мальчиком когда-то брат мой милый
Гулял со мной… Расцвел – и опочил
Он, нежный друг, согретый юной силой,
Желавший жить для дружбы и добра,
Он смертью взят от кисти и пера…

XX.

Прости, прощай, товарищ детских лет!
Под бурями мучительного рока
Слабею я, в глазах темнеет свет$
Я чувствую, что срок мой недалеко!..
Когда в душе предсмертный вспыхнет бред,
Увидит ли тебя больное око;
Придешь ли ты, чтоб в мир теней вести
Усталого на жизненном пути?..

1889, Царское Село

Тени и тайны. Стихотворения Константина Фофанова. СПб.: Издание книгопродавца М. В. Попова. Паровая типография Муллер и Богельман, стр. 77-83, 1892

Добавлено: 09-04-2017

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*