Горести маленького Чарльза (Страница из детства Диккенса)

— Вы слишком добры… Я просто не знаю, как и благодарить вас… В настоящем нашем положении это просто счастье, — говорила худая, не старая еще женщина, с бледным, истощенным лицом, прощаясь с высоким белокурым господином. И едва посетитель скрылся за дверью, как она громко позвала:

— Чарльз!.. Чарльз!.. Скорее иди сюда!

На крики ее прибежал мальчики, лет одиннадцати. Он казался слабым и тщедушным, но личико его, с тонкими, нежными чертами, было чрезвычайно привлекательно. Большие выразительные глаза смотрели так не по-детски серьезно, что казалось странными, что они принадлежать лицу ребенка.

— Слава Богу, дитя мое! — продолжала бледная женщина, привлекая к себе мальчика. — Он услышал мою молитву и посылает нам кусок хлеба.

При последних словах личико ребенка заметно оживилось.

— Знаешь ли ты, зачем приходил ко мне дядя Джим? Он получил место управляющего на новой фабрике ваксы и предлагает тебе на ней работу… Ты будешь получать шесть шиллингов в неделю.

— Что же я там буду делать, мама?

— Как что? Разумеется, ваксу, мой милый!..

— Сколько же времени я буду там работать?

— Да целый день, я думаю, как все рабочие.

— А когда же я буду ходить в школу?

— Чарльз!.. Голубчик!.. Как ты можешь говорить о школе, когда нам есть нечего?

Эти слова вырвались из груди женщины с таким отчаянием, что мальчик невольно умолк и опустил глаза.

Мать была права. Вся окружавшая их, более чем нищенская, обстановка говорила о том ужасном положении, в каком находилась вся семья. Довольно большая комната была почти пуста. Две кровати, стол и маленький шкап составляли все ее убранство. В смежном помещении, в открытую дверь, виднелись голые стены и такой же пол, на котором возились трое маленьких детей.

Мать снова крепко прижала к себе сына и словно замерла. Ей вспомнились те минуты, когда он родился. Сколько радости и сколько горя пришлось пережить ей. Соседки объявили, что ребенок не проживет и часа. Но, слава Богу, он остался жить. Его раннее детство было очень болезненно, и бедная мать каждый день дрожала за его жизнь. Быть может, он умер бы, если бы отца его не перевели на службу в Чатам 1 Перейти к сноске, в морские доки. Перемена места благотворно подействовала на здоровье мальчика. Он стал заметно поправляться и крепнуть. В это время ему было пять лет.

И маленький Чарльз думал в эти минуты о Чатаме. Это была счастливейшая пора его жизни. Какой славный дом был у них там! Он стоял на горе и его окружал небольшой садик и луг. Часто отец говорил ему:

— Если ты станешь хорошо учиться, то со временем и у тебя будет такой же дом!.. 2 Перейти к сноске

В одной из комнат дома была порядочная библиотека, и Чарльз почти целые дни проводил за книгами. Вскоре он стал посещать школу пастора Жилля, где всех поражал своим умом и впечатлительностью. Его доброта и чувствительность ставились всем в пример.

Мистер Джон Диккенс были хороший семьянин, добродушный и веселый человек, только немного легкомысленный и беспечный. Они не умел вести свои дела и скоро вошел в неоплатные долги. Жалованье они получали небольшое, детей было шестеро, — и дело кончилось тем, что несчастного Джона Диккенса посадили в Лондонскую долговую тюрьму. Жена очень горевала, когда с ее мужем случилось такое несчастие, но помочь ничем не могла; не менее ее, горевали и дети. Чарльз был вторым в семье; старшую дочь звали Фанни; остальные были еще совсем крошечные ребята.

С этой минуты начались бедствия семьи. Все дни мать проводила в слезах; дети дрожали в холодной комнате и просили есть. Чарльз не мог уже ходить в школу, так как должен был помогать матери. Он нянчил, кормил, мыл и одевал детей, а также бегал в лавку, когда было нужно.

Всего тяжелее приходилось мальчику, когда мать посылала его к старьевщику продавать разные домашние вещи. Старьевщик бранился, хитрил, долго торговался, и Чарльз, со слезами на глазах, умолял его прибавить еще несколько пенни. Наконец, купец нехотя соглашался и отдавал деньги, но при этом заставлял мальчика спрягать латинские глаголы.

Мало-помалу были распроданы все вещи и наступил день, когда Чарльзу пришлось отнести букинисту единственное свое сокровище — любимые книги. Как умный, рано развившийся ребенок, он хорошо понимал безвыходное положение семьи и сознавал, что не имеет права отказать ей в своей помощи. Но в эту минуту, наедине с своей матерью, вместо радости, он ощущал в сердце острую боль. И за это ему было так досадно на себя.

Первой прервала молчание мать.

— Как мне благодарить Бога, что Он послал мне такого славного мальчика! — заговорила она, нежно проводя рукой по волосам сына. — Благодаря тебе, мы не умрем с голоду. На шиллинги можно купить детям хлеба и сыра. Со временем тебе прибавят жалованья, а когда ты подрастешь, дядя Джим может сделать тебя и своим помощником…

——————

На следующий день, рано утром, Чарльз отправился в улицу Странд, где находилась ваксильная фабрика. Это был старый полуразрушенный дом, один внешний вид которого мог навести уныние. Темно-красные, неоштукатуренные стены были до того ветхи, что местами дали трещины. Почти у самого дома протекала Темза, а кругом шли тенистые и грязные улицы и переулки, в которых ютилась столичная беднота. В старом доме было такое множество крыс, что даже днем они беспрепятственно бегали по старым деревянным, источенным червями, лестницам.

Можно представить себе, какое впечатление произвела эта обстановка на мальчика! Он нерешительно вошел в контору и робко остановился у дверей. Дядя Джим сидел за высокой конторкой и писал.

— А, это ты, Чарльз! — сказали он, не отрываясь от бумаги. — Ну, хорошо!.. Сейчас тебе покажут, что нужно делать! Эй, Дик, позови Боба!

На зов появилось маленькое, грязное существо в разорванном переднике и бумажном колпаке на голове.

— Боб Феджин! — обратился к нему Джим Леммер, не поворачивая головы. — Ты покажешь этому мальчику, что нужно делать… Чарльз, ты будешь работать здесь, в конторе!..

В качестве родственника, мальчик получили разрешение работать наверху, тогда, как другие работали в подвале. Но эта льгота продолжалась недолго. Приходившие покупатели с удивлением поглядывали на бледного мальчика, завязывавшего банки, и часто обращались с вопросами к конторщику. Это надоело хозяину фабрики, и он приказал Чарльзу работать в подвале вместе с другими.

Работа была незамысловатая, но скучная. Банки с ваксой приходилось сначала покрывать просмоленной бумагой, потом толстой синей, обвязывать веревкой и, подрезав кругом покрышку, наклеивать на каждую печатный ярлык. Подвал был пропитан копотью и плесенью и воздух в нем был такой затхлый, что нечем было дышать.

Когда вечером Чарльз вернулся домой, мать была удивлена грустным выражением его лица: мальчик едва удерживал слезы.

— Что с тобою? Разве тебя обижают? — спросила она.

Что мог сказать бедный ребенок? Его новые товарищи, Боб Феджин и Павел Грин, не обижали его, но их грубые манеры, громкий смех и брань оскорбляли его эстетическое чувство. Они были дети простолюдинов, и о воспитании их никто не заботился. Чарльз невольно сравнивал их с теми мальчиками, которые вместе с ним учились у Жилля, и сердце его болезненно ныло…

Так как семья его жила очень далеко, то Чарльз обедал по соседству с фабрикой, в маленьком трактирчике, с лебедем на вывеске. Получая очень мало за работу, он мог тратить на себя очень немного, да еще надо было ухитряться, чтобы заработанных денег хватило до понедельника, когда давали жалованье. Весь обед его состоял из одной сосиски и маленького двухпенсового хлебца, и, понятно, что Чарльз постоянно чувствовал себя голодным. Кроме того, он, как и все дети, были лакомка, но удовлетворить этой слабости не имел возможности. Сколько раз, проходя по улицам, он заглядывал жадными глазами в окна кондитерских. Порою искушение было так сильно, что он не мог воздержаться и тратил на сладкий пирожок деньги, предназначенные на ужин.

Потом уже он поумнел и все деньги делил на шесть равных частей, завертывал их в пакетики и держал в особом ящике; на каждом пакетике был написан день: понедельник, вторники, и так далее, и каждый день он тратил только то, что следовало.

«Если бы Господь не вложили в меня чувства собственного достоинства, — писал впоследствии Диккенс в своих воспоминаниях, — то в эту тяжелую эпоху моей жизни я мог бы сделаться вором и негодяем. Но мысль, что за худые поступки мне придется краснеть перед людьми, удерживала меня».

———————

Наконец, Чарльзу прибавили жалованье. В этот радостный для него день ему захотелось пороскошничать. Он зашел в один из хороших ресторанов и заказал себе мясное блюдо. Лакей, не привыкший к посетителям такого рода, осмотрел мальчика с ног до головы, потом позвал двух своих товарищей, и все вместе уставились на него. Мальчик понял, что его принимают за воришку, забравшегося затем, чтобы стянуть что-нибудь. Не говоря ни слова, он взглянул на лакеев своими большими ясными глазами, и их подозрения рассеялись в один миг.

Однажды, вернувшись вечером домой, Чарльз нашел дверь квартиры закрытою. Пораженный, он обратился за разъяснением к привратнику.

— Не платили, — хозяин и выгнал их! — грубо ответил тот. — В тюрьме у них даровая квартира, — чего же лучше!..

— Куда же я-то денусь?!. — воскликнули, готовый заплакать, мальчик.

Отчаяние ребенка тронуло привратника.

— Тебе велено идти к тете Долли, — сказал он уже более ласковым тоном.

Тетя Долли была добродушная старушка, изредка навещавшая Диккенсов. Она брала пансионеров и кормилась этими. Кроме Чарльза, у нее жили еще дети.

Живя в одной квартире, дети почти не встречались, так как в будни Чарльз был занят, а праздники проводил в тюрьме у родителей. Обыкновенно, он вставал очень рано, завтракал маленьким хлебцем и молоком и уходил на фабрику. Вечером он ужинал такими же хлебцем с сыром и ложился спать. И так каждый день… Ни от кого не видал он ни ласки, ни привета.

Как часто ночью, лежа на соломенном тюфяке, он думал о своей печальной жизни, горевал и горько плакал. Очень гордый, он ни с кем не делился своим горем и единственным свидетелем слез была подушка. С ужасом он спрашивал себя, — неужели он так и останется на всю жизнь неучем и вечно будет завязывать банки…

Потом он начинал экзаменовать сам себя и с грустью замечал, что уже начинает забывать многое, чему учился в школе.

Старшая, любимая сестра Чарльза, хорошенькая Фанни, обучалась в музыкальной академии, где ей посчастливилось получить стипендию. По воскресеньям брат заходил за ней в заведение, а вечером отводил ее. Несмотря на свою любовь и привязанность к ней, он завидовал сестре и высказывал ей это. Порой он не мог удержаться от слез, — так сильно хотелось ему учиться…

— Дай мне только кончить, — говорила ему в такие минуты Фанни, — и твоей возне с этой противной ваксой будет конец. Я стану давать концерты, заработаю много денег и отдам тебя в школу.

— А я сделаюсь журналистом и буду писать про тебя рецензии: «На лондонском горизонте появилось новое светило: молодая, но уже знаменитая пианистка, Фанни Диккенс»…

Так бедные дети строили воздушные замки и утешали друг друга.

В одно из посещений отец был особенно ласков с сыном, и Чарльз, не выдержав, излил перед ним свою душу.

— О, папа! Если бы ты знал, как мне тяжело!.. Мне не с кем слова сказать, я все один и один!..

— А твои товарищи? Разве они обижают тебя? — спросили отец.

— О, нет! Один только Грин хотел побить меня, но Боб заступился и чуть не прибил Грина. Я сказал ему: «Оставь, Боби; он делает это потому, что никто не говорил ему, что драться грешно». С тех пор Грин помирился со мною, и оба называют меня «маленьким джентльменом».

— Так отчего же тебе скучно, когда твои товарищи любят тебя?

Путаясь в выражениях и подбирая слова, чтобы не слишком уронить товарищей в глазах отца, Чарльз стали объяснять ему, как они грубы и неразвиты и как у него не может быть с ними ничего общего.

— Бедный мой мальчик! А мы-то думали, что тебе живется прекрасно! — наивно воскликнул Джон Диккенс.

Вскоре после этого разговора Чарльза поместили у одного из тюремных досмотрщиков и он мог обедать вместе с родителями в тюрьме. Комната, в которой он теперь жил, была просто мансарда, неуютная, узкая, с слуховым окном; но это была «его» комната и потому казалась ему раем.

Жизнь его родителей в тюрьме была обставлена гораздо лучше, чем на свободе. Они занимали довольно большую комнату, а на пенсию отца, на которую кредиторы не имели права, семья кормилась, одевалась и даже нанимала служанку. Эта простая деревенская девушка была первою слушательницею импровизированных романов будущего писателя. Воображение Чарльза сильно работало: он рассказывал служанке страшные, удивительные истории, от которых волосы становятся дыбом и замирает сердце, предоставляя ей думать, что все это когда-нибудь случилось.

Жизнь вблизи родителей была более счастливой, но все же Чарльз стыдился, что живет в тюрьме, и всячески старался скрыть это обстоятельство от своих товарищей. Раз на фабрике он почувствовал себя дурно и упал. С ним случился один из тех припадков, которыми он часто страдал в детстве. Боб и Грин сбились с ног, ухаживая за ним. Они поочередно наполняли горячей водой пустые банки от ваксы и прикладывали их к больному месту. К вечеру припадок прошел, но Боб решил, что один он не доберется до дому, и вызвался его проводить.

— Да не надо же, не беспокойся! — уговаривал Чарльз своего товарища. — Мне теперь совсем хорошо, и я отлично дойду один.

Но Боб ни за что не хотел отпустить его домой одного, и мальчику ничего не оставалось, как отправиться с ним вместе.

Не желая, чтобы Боб видел, что он живет в тюрьме, Чарльз простился с товарищем у чужого дома, говоря, что тут квартира его родителей. Однако, боясь, как бы Боб не обернулся, он позвонил у крыльца, и когда служанка отворила дверь, умышленно спросил у нее:

— Сударыня, не здесь ли живет мистер Боб Феджин?

Так никто и не узнал, что он живет в тюрьме.

——————-

Как-то раз, вечером, вернувшись с фабрики, Чарльз, прежде чем идти в свою комнату, забежал домой. На столе, покрытом чистой скатертью, стояли вина, закуски и лакомства. Такого роскошного угощения давно уже не бывало в семье Диккенсов.

— Что это значит?!. — воскликнул удивленный мальчик. — Разве сегодня праздник?

— Большой праздник мой дорогой Чарльз, — отвечал отец. — Все наши горести кончились и завтра мы снова на свободе.

И он тут же объяснил, что один из его дальних родственников оставил ему небольшое наследство.

В эту ночь мальчик долго не мог уснуть. Он был уверен, что его на другой же день возьмут с фабрики и отдадут в школу. И во сне ему снились классы, учителя, награды.

Но надежды его были пока преждевременны. Диккенсы поселились в хорошенькой квартирке и обставили ее весьма прилично, но о переводе сына в школу не заговаривали.

Вскоре после этого Фанни кончила курс. На выпускном акте был и Чарльз. Когда начали вызывать учениц и раздавать дипломы и награды, у бедного мальчика хлынули слезы. Никогда он не чувствовали себя таким несчастным, как в эту минуту. Ложась спать, он горячо молился Богу, и молитва его была услышана. Отец его поссорился с Леммером и взял сына. Госпожа Диккенс хотела уладить дело, но муж ее воспротивился.

— Никогда ноги моего сына не будет в этом доме, — сказал он, — теперь у меня есть деньги, и я отдам его в школу.

Чарльзу показалось, что перед ними открываются двери рая. Он готов был броситься на колени перед отцом, целовать его ноги.

Отец сдержал свое слово. Чарльз поступил в школу, но пробыл в ней всего два года. Дела его отца опять пошатнулись, и он должен был взять место клерка (писца) в конторе адвоката. Но и здесь он оставался недолго. Его влекла литературная деятельность, и он стал писать. Его крупный талант, сказавшийся уже в первых произведениях, скоро нашел ценителей, и он быстро пошел в гору.

Многочисленные романы, повести и рассказы этого удивительного, неподражаемого писателя представляют собою проповедь добра и всепрощения. Вся неприглядность его жизни в детстве не наложила мрачной печати на его произведения; его природный юмор облекали все в дышащую весельем и добродушием форму.

Известный французский критик Ипполит Тэн, давший лучшую характеристику Диккенса, как писателя, отметил главную идею, объединяющую собою все его произведения. Идея эта: «Будьте добрыми и любите!».

Диккенс родился 7 февраля 1812 года. Его наружность была замечательно симпатична. Одна дама выразилась о нем таким образом: «в физиономии этого человека жизнь и душа пятидесяти существ».

Л. Ч.

В тексте 1 Небольшой город недалеко от Лондона.
В тексте 2 Впоследствии Диккенс купил этот дом; в нем же он и умер.

Детские годы знаменитых людей. Томик IV. Бесплатное приложение к журналу «Путеводный огонек» за 1912 год. М.: Издание журнала «Путеводный огонек». Типо-Литография «Печатник», 1912

Добавлено: 24-09-2020

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*