«Hradcin»

В «Градчине» Пражском вид люблю я величавый,
Твердыню древнюю народного кремля!
Среди святынь, в выси над пышною Волтавой,
Я замечтался, гласу тайному внемля.

То глас камней, седых веков воспоминанья,
Собора древнего готический узор,
Слеза прожитого народного страданья
И столь воздушной, златой Праги кругозор!

То гордость царственной породы Пржемысловой,
Любуши творческая к пахарю любовь —
И преступленья Болеслава след суровый,
Вацлава пролитая мученика кровь!

Среди свидетелей немых тысячелетья
С тенями прошлого в общеньи я живу;
Мне слышны бурные волненья лихолетья,
И силу прошлого я в мраморе зову!

Успеньем вечным спит Карель под мавзолеем,
Великий век народу чешскому даря;
И вижу я, входя в собор, под пропилеем,
Родов забытых ряд могил у алтаря.

«Градчина» образ, вдохновляя, возносился —
Прощальным вздохом, в душе Гуса, на костре;
К нему Прокоп и Жижка с Табора стремился,
Христовой кровью причащаяся в шатре.

И в час расплаты, после битвы Белогорской.
Когда народных — пали головы — вождей,
Идя на казнь, они вершине святогорской
В последний раз дарили блеск своих очей!

Уж ряд веков прошел безжалостной толпою
Над чешским гордым, молчаливым алтарем;
С его вершин теперь народною тропою
Блеснула молния сверкающим огнем!

Отдел III. «Златая-Прага»

Вещий Олег. Славянские струны. СПб.: «Русско-Французская» Типография, 1912