Из детства Шопена

I.
Замок привидений.

В ненастную, бурную ночь, по узкой тропинке, направляясь к деревне, шел человек, закутанный в теплый плащ. Ветер свистел, шумел и выл, пригибая к самой земле вершины деревьев и поднимая колючую снежную пыль, которая залепляла глаза, забивалась в рукава и за шею. Путник часто останавливался, чтобы несколько передохнуть, и опять шел, боязливо озираясь по сторонам, как бы чего-то опасаясь. Вдруг что-то темное преградило ему путь, — «Волк», — подумал он про себя, закрывая глаза, чтобы не видеть опасности, как это делают обыкновенно люди робкого характера, и громко вскрикнул.

— Сюда, Гектор!.. — послышался близко от него громкий голос мужчины, который внезапно показался из сугроба снега.

— С нами крестная сила!..

— А, это вы, Мартин, — сказал второй, узнав по восклицанию своего старого знакомого, боязливого Мартина,

— Тьфу, пропасть!.. Никак это господин лесничий!.. В этой тьме и в двух шагах ничего не разберешь!.. Ну, и напугала же меня ваша собака!

— Ха, ха, ха!.. Вы все такой же, пан Мартин… Нисколько не изменились…

— Откуда Бог несет?

— А из сторожки. Скучно стало сидеть одному, и я решил навестить соседей!..

— Так чего же лучше? Зайдите ко мне отогреться рюмкой водки… В такую метель и стужу можно промерзнуть до костей…

Вдали уже слабой, мигающей точкой виднелся свет, выходивший из окон дома, к которому направлялись встретившиеся приятели. Через несколько минут они уже находились в теплой, просторной комнате. В камине тлел огонь, бросая красноватый отблеск на стены; вокруг него расположились мальчики и девочки, строя из картин домики, весело смеясь и болтая между собою. Около плиты суетилась не старая еще женщина, присматривая за готовившимся ужином и изредка делая замечания расходившимся детям. Это была жена пана Мартина.

— Господи, этот противный картофель, кажется, никогда не сварится!.. — воскликнула она с досадой, отходя от плиты. — Тише, дети!.. Сейчас должен прийти отец!..

Как бы в ответ на ее слова за дверью послышался шум шагов, и в комнату в ту же минуту вошел ее муж с гостем.

Пан Мартин был человек небольшого роста, сгорбленный, сутулый, с немного красным носом, говорившим о его неравнодушии к спиртным напиткам. Он низко кланялся, держался осторожно и постоянно озирался по сторонам, как бы вечно чего-то опасался. Все это делало его несколько смешным. Одет он был в ливрею камердинера, которой, видимо, очень гордился и которую носил с большим достоинством. Его товарищ представлял собою совершенную противоположность. Его высокий рост, крупная фигура и лицо, полное энергии и неустрашимости, напоминали старого наполеоновского солдата, одного из ветеранов «великой армии», бежавшей из России, после ужасного поражения двенадцатого года.

Вскоре между хозяином и гостем завязался оживленный разговор, который был бы еще оживленнее, если бы не шум ветра за окном, заставлявший время от времени вздрагивать боязливого Мартина. А вихрь, словно нарочно, все более усиливался, завывая в трубе и потрясая целым домом.

— Кажется, сегодня все духи собрались к нам во двор, чтобы устроить свой дьявольский танец!.. Что за ночь, Господи!.. — сказал Мартин по своей привычке думать вслух.

— А вы все по-прежнему верите в духов и привидений?! — смеясь, спросил гость.

— Эх, пан лесничий, если бы вы хоть одну ночь провели в замке и видели то, что я там вижу, вы перестали бы смеяться надо мной!..

— Что же вы там видите? Кстати, вы давно уже обещали мне это рассказать.

— С нами крестная сила!.. При одном воспоминании я прихожу в ужас! Ах, нехороша будет эта ночь!.. Духи любят такую погоду!..

— Дорогой мой Мартин, так вы, в самом деле, видели там духа? Пожалуйста, расскажите мне!.. Может быть, я и поверю, что все это правда!..

Старый слуга откашлялся и, бросив боязливый взгляд вокруг себя, начал тихим голосом:

— Ровно в полночь, когда часы бьют двенадцать…

В это мгновение дети повскакали с своих мест и, подбежав к матери, прижались к ней, ухватившись кто за руку, кто за юбку, а самая маленькая девочка взобралась к ней на колени и обвила своими ручонками ее шею. Широко раскрыв глаза, они внимательно слушали рассказ отца. В комнате воцарилась могильная тишина, и только в камине с каким-то жалобным шипением рассыпались погасавшие угли.

— Когда часы бьют двенадцать… — повторил пан Мартин, словно колеблясь, начинать ли ему свой рассказ, — двери, которые я каждую ночь запираю на ключ, тихо отворяются… мебель движется… столы опрокидываются… свечи зажигаются сами собой… фортепиано открывается с треском… и начинается игра… такая трогательная, захватывающая, какой я здесь на земле никогда не слышал… Да и никогда люди не сумеют так играть!.. По временам слышится какой-то шелест в воздухе, и через комнаты пролетает белый призрак…

Плач ребенка в люльке прервал речь старого слуги. Лесничий, вначале слушавший рассказ с легкой улыбкой, теперь казался немного задумчивым. Дети притихли.

— Ну, а скажите мне, пан Мартин, — владелец замка знает об этом?

— Я хотел, было, рассказать ему обо всем, да «паныч» предостерег меня. Он, ведь, лучше меня знает призраки, Он видел его совсем близко… Изо рта и из очей у него сыплются искры, а в руках он держит огненный меч, и размахивает им, словно защищаясь от любопытных.

— Он сам вам рассказывал все это?

— Сам… Он у нас смелый… ничего не боится… Он, вероятно, с детства привык к этому призраку, потому что всегда смеется, когда говорить о нем… Я так полагаю, пан лесничий, что это не иначе, как дух грешника, прежнего владельца замка… Тут кроется какая-то семейная тайна, и «паныч» говорил мне, что если отец его узнает, что я подсмотрел привидение, — я тотчас потеряю место. Вот почему я и терплю молча… А теперь вы верите, пан Яков?

— Нет, не верю, и до тех пор не поверю, пока своею рукой не дотронусь и своими глазами не увижу ваше привидение…

— Что же, попытайтесь… Коли вы так любопытны, переночуйте эту ночь со мной в замке… Согласны?

— Хорошо, но только с одним условием…

— Слушаю и вперед соглашаюсь.

— Побожитесь, что согласитесь.

— Божусь!.. Однако, в чем же дело?..

— О, в пустяках!.. Вы пойдете со мною смотреть привидение, как только оно начнет шуметь.

— Что… что вы сказали?!. Смотреть привидение? С нами крестная сила!.. Вы, стало быть, хотите совсем погубить меня?!.

— Ну, теперь уже поздно отговариваться! — со смехом возразил лесничий. — Вы побожились, и теперь ни один, а два духа будут всегда вас преследовать в старом доме.

После этого все уселись за ужин, вовремя которого пан Мартин был совсем не в духе. Когда настало время уходить, оба приятеля вместе отправились на ночлег в замок.

 

II.
Ночь ужасов.

В замке, в комнате Мартина, Яков сейчас же растянулся на твердой, жесткой скамейке, и уснул сном праведника. Не так скоро удалось заснуть Мартину. Он долго ходил по комнате, оглядывал углы, бормотал что-то про себя и посылал проклятия на голову своего товарища, который, заставив его побожиться, сам улегся и спит. Наконец, улегся и старик, укутавшись с головой в одеяло. Однако, это плохо помогало. Завывание ветра за окном, треск старой мебели и громкое храпение лесничего заставляли его каждую минуту вздрагивать и шептать слова молитвы.

Но всему бывает конец. Мало-помалу сон начал одолевать пана Мартина. Он находился уже в полудремоте, как вдруг какой-то едва уловимый шум коснулся его слуха… Это были тихие, осторожные, словно крадущиеся шаги, которые, по-видимому, все более и более приближались к их комнате. Мартину представилось, что уже кто-то стоит около него. Он еще выше натянул на себя одеяло и закричал громким голосом:

— Пан Яков!.. Дорогой пан Яков!..

Но единственным ответом на все его мольбы было лишь густое храпение, переходившее от самого низкого баса в самый тонкий дискант. Между тем, воображение бедного старика разыгрывалось все более. Ему казалось, что он уже чувствует на своем лице палящие искры и чью-то холодную руку, хватающую его за горло.

Шум, между тем, становился все явственнее, слышался все ближе и ближе. В дверях зала щелкнул ключ и дверь с шумом распахнулась. Вне себя от страха, Мартин одним прыжком очутился возле лесничего, и встряхнул его изо всей силы. Наконец, тот открыл глаза.

— Да проснитесь же, пан Яков!.. Послушайте, что только творится в зале!..

— Мм… это… вы, Мартин?! Что с вами? Ради Бога, дайте мне заснуть еще немного!.. Прошу вас!.. A привидений на свете нет, — поверьте мне, я докажу вам это после… Только оставьте меня в покое!.. — умолял лесничий заспанным голосом.

В это мгновение в зале с сильным шумом опрокинулся стул.

— С нами крестная сила!..

Этот стук и это восклицание живо напомнили Якову рассказанную за ужином историю. Он вдруг очнулся, вскочил с своей скамейки и, схватив Мартина за плечо, сказал:

— Скорее ведите меня к духу!.. Помните, что вы побожились!..

И, несмотря на его сопротивление, он потащил бедного старика за собою к дверям залы, откуда чрез узенькую щель тонкой полоской пробивался свет. Лесничий быстро зажег свечу и открыл дверь, но сквозной ветер тотчас потушил свечу и с силой захлопнул дверь. Друзья опять очутились впотьмах. Однако, в зале действительно слышались шаги.

— Слышите… слышите… — шептал полумертвый от страха Мартин, хватая за руку лесничего. — Это он… дух!..

Яков вторично отворил дверь, и вдруг почувствовал, что по телу у него забегали мурашки. Он протер глаза, чтобы убедиться, — не спит ли он. Там, в комнате, двигалась какая-то белая фигура, волоча за собою длинный плащ. Иногда плащ этот поднимался вверх, представляя собою как бы подобие двух крыльев, бьющихся в воздухе. Яков бросился зажигать свечу, но, прежде чем он успел это сделать, призрак исчез в следующей комнате, и только глухой, полу сдавленный хохот долетел до их ушей. Мартин стал тащить назад своего товарища, который на этот раз не очень-то упрямился, и они вернулись к себе.

— Ну, что? — спросил старый слуга, который, несмотря на весь пережитый страх, был очень доволен, что мог, наконец, доказать справедливость своего рассказа. — Вы, пожалуй, и теперь станете уверять, что на земле нет духов и привидений?

— Нет, не верю! — воскликнул лесничий, которому стало стыдно своей минутной робости. — И буду сомневаться до тех пор, пока не дотронусь и не заговорю с этим призраком. Я приду сюда завтра и послезавтра, буду приходить сюда каждый день, буду ловить его и преследовать, пока не схвачу!..

 

III.
Встреча с призраком.

Верный своему слову, пан Яков на другой день вечером опять пришел в старый замок. Па этот раз приятели условились вовсе не ложиться и дожидаться привидения.

Чтобы как-нибудь сократить время до полуночи, лесничий попробовал сыграть с Мартином в карты, но тот был так рассеян, что вскоре с досадой должен был бросить игру. Тогда он взялся за скрипку, но и музыкальная игра не давалась ему. Мысли его бродили где-то далеко, а ухо следило за малейшим шумом в зале. Наконец, они оба удобно устроились около камина, закурили трубки и принялись разговаривать, надеясь за разговором сократить медленно тянувшиеся минуты ожидания.

Вместо бури, свирепствовавшей вчера на дворе, сегодня царила полная тишина. Казалось, все и в природе, и в замке вымерло, но это спокойствие вызывало еще большую бурю и страх в робкой душе Мартина. Малейший шорох, вызываемый полетом мухи, бесконечно длился в ночной тишине. Время тянулось невыносимо долго, и Мартин все считал минуты, остававшиеся до двенадцати часов. Но вот большие бронзовые часы пробили полночь, и почти сейчас, же послышался тихий, чуть слышный шорох, точно пронесся легкий ветерок.

— Это он… это дух… — также тихо прошептал Мартин.

Где-то далеко жалобно заскрипела дверь… Лесничий сорвался с места, схватил заранее приготовленное ружье, фонарик и весь обратился в слух. Послышались звуки фортепиано. Сначала это были лишь тихие аккорды, но постепенно звуки росли, ширились, наполняли грохотом урагана, шумом бушующего моря весь дом, и снова переходили в такую нежную, трогательную мелодию, что обоим слушателям казалось, что они находятся на небе и слушают пение ангелов.

Мартин был прав. Это была не земная музыка; она должна была черпать вдохновение с неба. Яков, как большой музыкант в душе, совершенно забыл о привидениях и своем намерении. Прикованный к месту, он, вероятно, долго оставался бы в таком положении, если бы товарищ его не произнес, по своему обыкновению, почти вслух: «С нами крестная сила!..» Это возвратило сознание лесничему. Быстро составив план действий, он с большой осторожностью приблизился к дверям залы.

— Я дальше не пойду, — заявил, чуть не плача, пан Мартин.

Но Яков, нисколько не заботясь о своем товарище, неслышно проскользнул в залу. Бледные лучи месяца таинственным светом освещали маленькую белую фигурку, сидевшую за фортепиано и всю ушедшую в игру. Яков, едва ступая, осторожно подвигался вперед, а за ним боязливо следовал Мартин, побоявшийся остаться один в комнате. Лесничий открыл фонарик, и они лучше могли присмотреться к странному ночному виртуозу, погруженному в музыку и ничего не замечавшему вокруг себя. Белый бурнус, накинутый на плечи призрака, придавал всей его фигуре фантастический вид. Бледное, с прекрасными, тонкими и нежными чертами, детское личико в рамке черных волос, которые в беспорядке спадали на лоб вьющимися локонами, носило вдохновенное выражение. Большие, черные, с ярким блеском, глаза, казалось, жили в каком-то другом, высшем, нездешнем мире и сверкали таким огнем, что пан Мартин не заблуждался, говоря, что «из них сыплются искры».

— С нами крестная сила! — закричал он. — Да этот призраки совсем похож на нашего «паныча»!..

Тут только играющий заметил, что у него есть слушатели. Он встал, накинул на лицо плащ и сделал несколько шагов к перепуганному слуге, который заорал не своим голосом:

— Спасите!.. Спасите меня!..

Он бросился, было, к дверям, надеясь удрать, но ноги его от страха словно приросли к месту и он во весь рост растянулся на полу.

— Мартин, чудак ты этакий, опомнись, приди в себя!.. Ведь, это я, Фридрих!.. Только, ради Бога, не кричи так громко, — ты разбудишь всех!.. — уговаривал старика белый призрак, открывая свое лицо. — Сейчас ты все узнаешь. Отец не позволяет мне играть днем, говоря, что это мешает моим урокам… А я так люблю музыку, что жить без нее не могу!.. И вот, когда все засыпают в доме, я ухожу сюда играть!..

— А духа-то как же вы не боитесь?!..

— Да никакого духа нет!.. Я просто-напросто сочинил тебе историю про привидение, чтобы ты только не мешал мне. Ха, ха, ха!.. Да неужели же ты верил?!

Мартин долго, с недоверием, присматривался к призраку, но, узнав белый бурнус и веселое личико маленького барина, наконец, успокоился и сам начал смеяться.

— Ну, пойдемте, пан Яков!.. Только я вас буду просить, — никому, никому не говорите, как вы меня обманули.

— Но и вы, господа, никому не говорите, что я здесь играю по ночам!.. — сказал Фридрих, садясь за фортепиано.

После этой ночи пан Мартин перестал верить в духов и бояться привидений. И всякий раз, сладко засыпая, он благословлял лесничего, который излечил его от этой болезни. Одного только не мог понять старый слуга: как это человек, вполне здоровый, может добровольно так мучить себя, целые ночи просиживая за фортепиано…

 

IV.
Первый успех.

В Варшаве, в небольшом; изящно убранном салоне одного из домов на главной улице города собралась целая семья. Отец углубился в газету, а мать и дочь были заняты ручной работой. У ног их, на ковре, расположился мальчик лет девяти, с нежным, бледным личиком. Он забавлялся и шалил с кошкой, играя на ее спине, как на клавишах фортепиано. Время от времени он поднимал головку и взглядывал на мать, в ловких пальцах которой без отдыха мелькала иголка.

— Мамочка, как ты трудишься!.. Хотя бы отдохнула минуту!.. Ведь у тебя заболят пальцы!..

— Нет, душа моя, не заболят… Я вышиваю воротничок для твоей новой курточки… Увидишь, какой он будет чудесный!..

— Так это для меня?! — вскричал он, вставая и хлопая в ладоши, полный глубокой детской радости. — О, как ты добра, милая мамочка!.. Слишком, слишком добра, и твой Фридрих не стоит этого!..

И, обвив шею матери своими тонкими ручонками, он покрыл поцелуями ее лицо…

— Осторожнее, милый!.. Разве ты не видишь, что у меня в руках иголка!..

В эту минуту в салон вошел камердинер, который был никто иной, как пан Мартин, и подал Шопену письмо.

— От кого бы это? А!.. Это от нашего уважаемого друга, Юлиана Немцевича!.. Однако, что же это может быть? Он так давно не подавал о себе известий!..

Он быстро пробежал глазами письмо.

— Угадайте-ка, что он пишет? Это очень, очень странно!.. Милейший поэт просит разрешить нашему Фридриху участвовать в концерте с благотворительною целью!..

— Да, он слышал его игру и был от нее в восторге… — отозвалась мать.

— Но я не могу на это согласиться! — сказал, нахмурившись, Шопен. — Это вздор!.. Участие в концерте может еще больше вскружить его голову… Музыка хлеба не дает… Да, наконец, когда Фридрих увидит себя окруженным толпою слушателей, он не сумеет взять правильно ни одной ноты!..

— Почему ты так думаешь, папочка? — спросил мальчик, подходя к отцу. — Я всегда с такой охотой играю, когда меня слушает господин Немцевич.

— И потом, подумал ли ты о том, как неловко отказать пану Юлиану? — вполголоса заметила жена. — Не будем, мой друг, запрещать Фридриху заниматься музыкой… У него блестящие способности, — это говорят все, кто слышал его игру!.. Может быть, этот талант в будущем доставит ему громкую известность и славу?..

Доводы жены поколебали решимость Шопена, и в ответном письме он выразили свое согласие, не скрыв, однако, некоторых опасений относительно неудачи первого публичного дебюта своего сына.

С этого вечера маленький Фридрих перестал играть украдкой по ночами, так как ему разрешили заниматься музыкой, сколько угодно. Он стали аккуратно посещать репетиции, с радостью выслушивая советы и наставленья опытных музыкантов, которые серьезно занялись гениальным ребенком.

Наконец, настали день концерта. Мать нарядила своего любимца в новую бархатную курточку, а на шею надела тот воротничок, который сама вышивала. В комнате артистов она в сильном волнении, дрожащей рукой, перекрестила его и, поручив заботам Немцевича, сама прошла в зал и заняла место в первом ряду кресел.

Когда очередь дошла до Фридриха, известный поэт взял за руку маленького артиста и вывел его на эстраду. Увидя себя в ярко освещенной зале, среди множества нарядно разодетой публики, мальчик растерялся. Слезы заволокли ему глаза, сердце сильно, сильно забилось и он уже намеревался сделать, как говорится, «налево кругом марш». Но в эту минуту, среди многих незнакомых лиц, он увидел милое, дорогое лицо матери, старавшейся ободрить его знаками и взглядом.

Фридрих сел за фортепиано и дрожащими руками взял первые аккорды. Все более и более увлекаясь, он скоро совершенно забыл о многочисленной толпе слушателей, наполнявшей зал. Лицо его озарилось улыбкой счастья и каким-то неземным вдохновением. Дивная, чарующая мелодия полилась из-под его пальцев, переплетаясь блестящими вариациями, своеобразно переходя из тона в тон, давая полную иллюзию искусства опытного музыканта. Шумная толпа, затаив дыхание, жадно ловила звуки, боясь потерять хоть одну ноту из этой небесной мелодии. Казалось, в огромной зале можно было слышать биение сердца матери, слезы которой орошали побледневшие щеки. Но вот маленький виртуоз взял два полных заключительных аккорда и встал. Шумные рукоплескания огласили зал. Но мальчик слышал их, как сквозь сон. Он был уже в другой комнате, в объятиях матери, которая с любовью и тревогой всматривалась в его личико…

— Дорогое дитя мое… Счастье мое!.. — говорила она, прижимая к сердцу ребенка.

После концерта небольшое общество собралось у Немцевича, чтобы еще раз увидеть будущего гения. Все только и говорили об его игре, делясь друг с другом своими впечатлениями.

— Мне, — говорил один из гостей, — больше всего понравился герой вечера, Фридрих Шопен!.. Заметили ли вы, как он прекрасно держал себя на эстраде?

— A тебе? — спросила мать сына, который кушал конфеты и не слушал, что говорили кругом него. — Как тебе кажется, что больше всего понравилось публике на концерте?

— Мой воротничок, мама, который ты мне вышила… Право, все так на него смотрели!..

Эта простота и ответ ребенка-гения очаровали решительно всех. Мальчик даже не предполагал, что его личность могла обратить чье-нибудь внимание. Нет, он думал, что только работа матери, которая так ему понравилась, была притягательной силой и для глаз публики.

——————

Вероятно, многим из вас известно имя Фридриха Шопена, великого композитора и музыканта. Кто из вас не чувствовали себя растроганными, слушая эти грустные полонезы, вальсы, мазурки и прелюдии, такие трогательные, напоминающие порой то стоны, то тихие вздохи, то нежную жалобу, прилетающие откуда-то издалека… Он родился в 1809 году, в небольшой деревушке, близи Варшавы. Отец его были родом француз, перебравшийся в 1787 году из Лотарингии в царство польское. Поселившись здесь, он вскоре женился и детям своими дал хорошее образование. Усиленные занятия музыкой заставили Фридриха покинуть родину. Но обстоятельства сложились так, что больше ему уже не пришлось вернуться, и он остался жить во Франции. Музыка была единственным утешением его жизни. Всегда болезненный, он умер в 1840 году в Париже и погребен на кладбище отца Лашеза. Но его сочинения, сделавшие имя его известным в целом свете, живут и до сих пор, и долго еще будут жить среди людей, любящих музыку.

Л. Ч.

Детские годы знаменитых людей. Томик IV. Бесплатное приложение к журналу «Путеводный огонек» за 1912 год. М.: Издание журнала «Путеводный огонек». Типо-Литография «Печатник», 1912

Добавлено: 24-09-2020

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*