Как великолепно, что я был оторван на фронте от русского искусства три года…
Как великолепно, что я был оторван на фронте от русского искусства три года.
С обновленными глазами и с новой восприимчивостью в свежем сердце подошел я к полотнам «первой выставки картин профессионального союза живописцев в Москве».
И сразу нелепость: подразделение союза на федерации: старшая, центральная и молодая — какие-то проржавленные вывески фирмы, облупленные марки.
За эти громоздко пережитые годы пора-бы хоть живописцам вылезти из своих, гвоздями сколоченных рамок «направлений», подтасованных нарочными теориями.
Супрематизм.
Древин, Удальцова, Родченко, Веснин, Пестель, Розанова…
Недалек и плох тот художник, который воткнул свое оружие в печатные страницы теорий, отойдя от просто живописи. Дряблое бессилие в живописи и недоученность в учености. Пусть роются в могилах науки учения тупицы — им и наука в карман разума.
И результаты:
Все шесть живописцев, растеряв всякую индивидуальность, засунув живописную интуицию в ведро с помойной логикой, выкинув красочное чистосердечие за борт души — занялись, как Онан, упорным, никому не нужным раскрашиванием геометро-гимназо реальных плоскостей…
О, плоские головы! Где и кто из вас Родченко, где и кто Пестель, Удальцова…
Какие то поповские граммофоны, долбящие помятую пластинку помятого «Славься, славься».
Старый, как ржавчина на осколках гранаты, Клюн, куда ближе к искусству. Он, хоть по крайней мерке, живописен.
Я. Паин и А. Осмеркин, страусовым опахалом освежили мое взгрустнувшее сердце. «Портрет» Осмеркина крепок и живописен. И только влезшее, как крыса в стог соломы, щукинство и бубново-валетство делают его работы обыденными.
Великолепная поверхность, экспрессивный, любопытный рисунок и характерная красочность композиций типичных еврейских поселков музыкалят «Субботу» и «В ожидании» Я. Паина. Это одни из лучших полотен в союзе. «Нищий» — эфемерен и футуристически программен.
Мой добрый, мой чудесный Татлин! Почему Вы не разбили о гипсовую голову Лабунской ее тупые, бездарные картинки? Я бы хотел знать что общего у сей госпожи со святой живописью? Или вы ослепли все там, в этой Москве, где вы варитесь в собственном соку, передергивая друг у друга карты достижений.
Впервые вижу на выставке Ф, Константинова. Это один из самых своеобразнейших талантов России. В светлом ореоле живописного примитива, с интереснейшей поверхностью «Пейзаж», покупает чувство эдакой детской, хорошей искренностью.
Тут-же знойно-летний «Лаун-тенис» Шапшала, «Виды» Г. Федорова, «Цветы» Леблана, «Натюр-Морт» Шлезингера, Штуцер, Юрьева… Далекий от этих Шевердяев с его строгой, определенной «Живописью», строгие интеллигенты в живописи Н. Чернышев и П. Бакланов… И еще многие с определенными талантами. Определенными. Это уже хуже для некоторых из них.
И вдруг старшая федерация, как апельсин с ликерами в витрине из вершкового стекла. И сладко и далеко. Десятки, сотни лет…
Мои дорогие! Почтим их память вставанием. И да будет им легка навозная земля с «Ящерицами» покойного Щербакова… Щербаков еще жив, — крикнуть мне ..
Так умирай сейчас-же, старый, бесколесый тарантас!
Без Муз. Художественное периодическое издание. Нижний–Новгород: Типография «Красное знамя», стр. 48, 1918