Клоун
Артисту цирка,
бывшему узнику Бухенвальда
Я. Никифорову посвящаю
1
С чего поэму я начну?
С того начну, ребята,
Что жил в Ростове-на-Дону
Один циркач когда-то.
Как веселить умел он нас!
Антоша скажет что-то —
И мы смеёмся чуть не час
Над каждою остротой!
И на коне во весь опор
Умел скакать Антошка,
Ловить тарелки, как жонглёр,
И даже петь немножко.
Смеясь, наверное, не раз
Все хлопали в ладоши,
Когда струёй лились из глаз
Вдруг слёзы у Антоши.
Копну волос умел Антон
Поднять внезапно дыбом…
Ну, словом, всё, что делал он,
Вы сделать не смогли бы.
И не смолкал весёлый смех,
Пока смешной походкой
Ходил Антон в штанах коротких,
Дразня и задевая всех…
А он как будто не старел —
Острил под самой крышей…
И волос рыжий не седел,
И был, как прежде, рыжий…
Никто не видел, как парик
Снимал Антон в гримёрной,
Никто не знал, что он — старик,
Что он не рыжий — чёрный,
Что сеткой тоненьких морщин
Лицо его покрыто
И что живёт совсем один
Наш клоун знаменитый,
Что отдохнуть он сам бы рад,
Но как хотя бы сутки
Прожить он сможет без ребят,
Без смеха, цирка, шутки?
И по ночам грустит Антон,
А днём, как прежде, в цирке он.
2
Наверно, кончилось бы так —
И дальше было б просто.
Ушёл бы на покой чудак —
Считать на небе звёзды.
Стояла б в доме тишина,
И сам он стал, бы тише,
Хранил бы старые афиши
Да чуть грустил…
Но вдруг — война!
3
Война, война… Встаёт страна,
Все силы напрягая.
Идёт великая война
От края и до края.
Идёт война.
Но стар Антон —
Не получил повестки он.
А за окном —
шаги солдат,
А за углом —
военкомат.
И добровольцев очередь
Стоит до самой ночи.
Стоят непризванные,
ждут,
И старый клоун тоже тут…
Антон переступил порог.
Он сделал всё, что сделать мог:
Закрасил все седины,
Разгладил все морщины.
Но улыбнулся военком:
Давно с Антошей он знаком.
— А-а, — говорит он, — много раз
Я на арене видел вас.
Промчались годы с той поры —
И для солдата вы стары.
Эх, как рассердится Антон!
— Я не гожусь?! — воскликнул он.
И вдруг за ножку поднял стул,
Потом легко пятак согнул
И лихо, бойко, чётко
Сплясал Антон чечётку.
И улыбнулся военврач:
— Он гибок, как мальчишка,
Он ловок просто как циркач,
И никакой одышки!
— Хоть возраст ваш не для солдата, —
Сказал Антону военком, —
Но уж в концертную бригаду
Мы непременно вас возьмём.
Не огорчайтесь: верьте мне,
Нужны артисты на войне!
4
Антон, и две певицы,
И знаменитый бас
Сдружиться, как сродниться,
Сумели в трудный час.
Нелёгкий, невесёлый
Шёл год сорок второй…
У Старого Оскола
Застал их новый бой.
Гремел и грозно вспыхивал
Ночами горизонт.
И говорили тихо,
Что снова прорван фронт,
Что немцы где-то рядом,
Что мы давно в кольце…
Концертная бригада,
Последний дай концерт!
И полыхали жаркие
Тревожные зарницы…
И стали санитарками
Две юные певицы.
Сорвать свой голос не боясь,
«Ура!» кричал охрипший бас.
Но крик терялся в гуле,
А пели только пули.
И, ярко размалёван,
Зажав в руке гранату,
Пошёл в атаку клоун:
Он всё же стал солдатом.
У старого комбата
Пошаливали нервы:
Концертная бригада —
Последние резервы!
Атака за атакой…
Разрывом оглушён,
Свалился в буераке
Без памяти Антон…
5
Очнулся он от тряски
В машине грузовой.
Солдат в немецкой каске
Стоит над головой.
И смотрит удивлённо
На пленника солдат,
На яркий грим Антона,
На клоунский наряд.
6
Антон щетиною оброс.
Давно не ел он хлеба,
Давно не видел неба —
Допрос, допрос, допрос.
Под утро он забылся сном,
А утром — крик, толчок, подъём.
И снова два солдата
Ведут его куда-то.
Бачок с водой, да кружка,
Да тесная теплушка.
Эсэсовская плётка
Да на окне решётка.
Летит на запад эшелон.
Куда везут тебя, Антон?
7
С протяжным грохотом навек
Захлопнулись ворота.
Но, как ни тяжко, человек
Надеется на что-то.
И пусть один он на один
В неравном поединке.
Но у Антона на груди
Пылает красный винкель 1 Перейти к сноске.
Он одинок не будет тут,
Как и нигде на свете.
Его товарищи найдут
По пламенной примете.
Пусть скуден лагерный паёк
И ночью не согреться,
Но словно пламени кусок
Пришит ему на сердце.
Вокруг собаки и конвой,
И даль — в неясной дымке.
Но он не сдался, он живой.
На сердце — красный винкель!
8
Бараки,
бараки,
бараки…
В одном — французы,
в другом — поляки,
Русские — в третьем…
В четвёртом бараке — дети.
И на детей глядит Антон —
Таких детей не видел он.
Глядит Антоша в их глаза —
В недетские глубины.
И не струя —
Одна слеза
Скатилась по морщине.
Но чем он может им помочь
В их небывалом горе?
Здесь — Бухенвальд. Здесь день и ночь
Дымится крематорий.
Здесь даже взрослым жутко жить.
А что он может? Рассмешить?
Стоит в бараке тишина…
А может, в жизни зыбкой
Улыбка всё-таки нужна,
Весёлая улыбка?
Недаром же эсэсовцы
Всегда её боялись!
Не зря же столько месяцев
Убить её старались!
А если им она страшна,
Так, значит, нам она нужна!
И на детей глядит Антон —
Им возвратит улыбку он:
Недаром он ковёрный,
Весёлый и задорный!
9
Ботинки номер сорок пять
Смогли подпольщики достать.
И палки две стянули —
И сделали ходули.
Достали котелок
И трость,
И остальное всё нашлось:
Лоскутья для рубашки
И старые подтяжки.
Антон собрал свой инвентарь
И нарядился, словно встарь.
Ну, вот и всё готово —
Теперь на сцену снова!
Комендатуры мрачный дом,
Охранники,
Собаки…
Но всё равно —
Ползком,
Бочком
Крадётся он во мраке.
А луч прожектора опять
Круги лениво чертит…
Да, в прятки весело играть,
Но только не со смертью…
Но вот он
Около дверей:
Скорей, Антон,
Войди скорей,
Прожектор ближе,
ближе…
Нет, усмехнулся рыжий,
Таким он к детям не войдёт…
Он отдышался,
Вытер пот,
Пригладил все заплаты,
Одёрнул фрак измятый,
Поправил толстый ватный нос,
Примял немного клок волос…
И оглянулся…
Тихо!
Теперь пора!
На выход!
Бесшумно дверь открыл Антон
И вот уже в бараке он.
Воскликнул весело:
— Привет!
И тут же влез на табурет.
10
Как он давно не выступал!
Как странно тих барачный зал!
И от волнения сперва
Чуть закружилась голова.
Но вот он улыбнулся,
Но вот перевернулся!
И всё пошло…
И полчаса
Творил Антоша чудеса:
Легко подбрасывал серсо
И пролезал сквозь колесо,
Вертел на трости котелок
И делал всё, что делать мог.
Работал весело Антон.
Никто ему не хлопал,
Когда отвесил он поклон,
Лбом стукнув прямо об пол.
Но был до слёз Антоша рад,
Увидев блеск в глазах ребят.
Потом к себе он приходил,
Валился он на нары
И до утра лежал без сил,
Измученный и старый.
А в пять — свисток,
И снова — в строй,
Опять —
с лопатой и киркой;
Дробит Антоша камень
Усталыми руками.
Но чуть отбой,
Но чуть отбой,
Антон в барак уходит свой,
И всё равно упрямо
Готовит он программу.
Антоша ходит на руках,
Острит на разных языках.
И дети всё смелеют,
Глаза их веселеют.
А ну, Антон, подсыпь-ка,
Ещё,
Ещё…
Смотри:
Вот первая улыбка,
А вот и две,
И три…
Антоша счастлив больше всех —
Он снова слышит детский смех!
Столпились узники кругом,
На их рубашках — бирки,
Они забыли обо всём
В своём чудесном цирке.
А перед ними —
наш Антон,
Эквилибрист и клоун он,
Канатоходец,
акробат —
Любимец взрослых и ребят.
Но те, кто видели его,
Запомнили навек,
Что был он более всего
Хороший человек.
Он не боялся ничего —
Всегда бесстрашен добрый.
Как ходит сердце у него!
Как выдаются рёбра!
Антоша так старается —
И дети улыбаются!
Ах, этот старый котелок
И тоненькая трость!
Он ими много сделать мог,
Но больше не пришлось.
Какой-то шум снаружи —
И звякнуло оружье:
— Ага, попался, старый шут!
Антон, куда тебя ведут?
Ведут Антона на расстрел.
Он шёл, и фрак его пестрел.
В своём наряде шутовском
Теперь смешным он не был…
Вблизи гремел орудий гром,
И нашим было небо.
И он глядел из-под руки,
Как мчатся наши «ястребки».
11
Его убили и сожгли —
Осталась пепла горсть.
Его убили и сожгли —
Осталась только трость,
Да пёстрая рубашка,
Да старые подтяжки…
Но он недаром по земле
Прошёл отважный, гибкий —
Нет, не пропал навек во мгле
Весёлый свет улыбки!
Сжечь не смогли её в огне —
Она в сердцах осталась…
А это — вы поверьте мне —
Уж не такая малость!
В тексте 1 Красный винкель — треугольный лоскут материи, который пришивался на одежду политзаключённых в фашистских лагерях смерти.
Отдел «Поэмы»
Заславский Р. З. Топал тополь в Мелитополь. Стихи, сказки, поэмы, пересказы. Для дошкольного и младшего школьного возраста. К.: Издательство «Вэсэлка», стр. 99-112, 1988
Ред.: Я. Никифоров, настоящее имя Яков Семенович Гофтман – клоун-эксцентрик, сценический псевдоним «дядя Яша», участник Великой Отечественной Войны, узник концлагеря «Бухенвальд». Годы жизни, точно установить не удалось, возможно, место рождения в Украине или Ростове, умер после 1958 года, возможно, в Ростове.
Произведение конечно душевное. Но то что удалось найти, что написано вокруг него, наводит на совсем уже грустные размышления и выводы. Какой либо конкретики про Якова Гофтмана не найдено. Зато всякого, не сказать бреда, политкорректного, нашлось немало. Тут тебе и плачущие учителя, и ученики в купе с ними, и воспоминания, и фото детей готовых к обороне беззащитной родины, и даже, подумать только, хохлосрач, и все это под флагом сожженного мученика. А вот внимания к реальной судьбе человека — полный ноль. А ведь очень на то похоже, что сам человек, посидел еще и в концлагере на такой заботливой и патриотической родине, и что удивительно, и там выжил, и жил себе, жил, без наград и внимания, так и канул практически безызвестный и ни кому не нужный.