Неприятельский набег

Янек ненавидит всех; Янек вечно озлоблен против всех и всегда готов радоваться чужому горю. Ведь ему постоянно приходится отгрызаться от всех, потому что редко найдется человек изо всего поселка, который бы не пригрозил ему, не выбранил или не ударил его…

Виноват ли Янек, нет ли, — это в расчет не принимается: достаточно, чтобы Янек подвернулся под руку, — и ему достается жестоко…

И злоба у Янека растет против всех и каждого… Ведь даже маленькие ребятишки, сверстники Янека — и те чувствуют свое превосходство над ним и при всяком удобном случае стараются ему нанести неприятности. А уж о том, чтобы принять его в игру или хоть дружелюбно поговорить с ним, — и речи быть не может…

— Янек — бродяжка, побируха!.. — кричат ребятишки, завидев его. — Янек — воришка… Гоните его, разбойника!..

И с шиканьем, с криками бегут они гурьбой, натравливая собак, вдогонку за убегающим от них, сломя голову, Янеком… Любо ребятишкам, — а у Янека в груди дух захватывает от злобы против них…

А чем Янек виноват?.. Он и сам не может понять!.. Разве только одно: у всех, у этих ребятишек есть либо отец и мать, либо кто-нибудь родной — какой-нибудь покровитель, который и охраняет малыша и не дает его в обиду.

А Янек — сам по себе… У Янека нет никого, и как попал он сюда, в местечко Решвяны, — Янек не помнит…

Кто-то завез его сюда, оставил его тут, — и Янек оказался предоставленным самому себе… И долго Янека не мог ни где пристроить староста, — потому что кому же охота была брать на себя заботу об обездоленном, безродном сироте?..И Янек сперва каждый день переходил из рук в руки — из одного дома в другой, где его кормили, чем попало, лишь бы он не умер с голоду…

Это была очень тяжелая жизнь, — и Янек иногда предпочитал вступать в единоборство с какой-нибудь собакой, утащившей случайно корку хлеба, чтобы отнять у нее эту добычу и, благодаря этому, обойтись без одолжения у сельчан. Забирался Янек и на огороды, лазал и по яблоням, добывая себе пропитание…

Редко эти попытки проходили бесследно, — а чаще всего его ловили на месте преступления и тут же воздавали ему должное…

И каждый раз бессильная злоба все больше и больше ожесточала его сердце, — и Янек становился порой даже страшен,.. Тогда он убегал, подальше от греха, в соседний лес и там бросался на землю и плакал от злости, царапая землю, вырывая траву и кустики вокруг себя: это опустошение облегчало его, — потому что в такие минуты ему казалось, что у него под руками были те, кто обидел его…

Раз в лесу он подстерег сынишку их богатея, — Эрьзю… Тот шел с узелком, в котором был завязан обед его отцу… Этого Эрьзю Янек ненавидел больше всех, — и за его сытость, и за его вечное самодовольство, и зато, что Эрьзя держал себя свысока и особенно грубо обращался с ним… Янек выждал минуту — и, как волк, набросился на Эрьзю. Они сцепились руками крепко-крепко и возились на земле в пыли, отчаянно визжа и задыхаясь…

И Янек одолел бы врага, и тому пришлось бы плохо, если бы в самую решительную минуту Янека не окликнул хорошо знакомый ему голос:

— Янек!.. Янек!.. Ты с ума сошел? Оставь его, Янек, слышишь?..

И Янек разжал руки, выпустил Эрьзю и отскочил в сторону. К Янеку подошла маленькая Элиза, внучка тетки Сабины, у которой чаще всего Янек находил и приют, и сытный обед; и она укоризненно покачала головой на Янека, и тот сдержал себя и не бросился вдогонку за Эрьзей, который, оправившись, вскочил на ноги и, грозясь кулаком, с плачем и воплем бросился бежать домой…

— Ах, Янек, — зачем ты это сделал, — с укором сказала Элиза. — Ведь теперь тебе еще хуже будет…

— Я не могу, не могу, — бормотал Янек. весь дрожа от волнения и досадливо утирая слезы и кровь на лице рукавами рубашки. — За что они меня так ненавидят!

И когда Эльза погладила его по голове, — он заплакал навзрыд, и ему казалось, что сердце у него разрывается на части…

Конечно, Янеку попало в тот же день от отца Эрьзи — и попало жестоко… Но странно, когда он, весь избитый, измученный и униженный, приплелся в хатку тети Сабины, — последняя, всегда журившая его за всякую провинность, встретила его ласково и только сказала:

— Ну, вот видишь, Янек, тебе же хуже пришлось… Ты видишь сам, — одно зло родит другое…

Она нежно погладила его по голове, — и Янек дал волю своим слезам, потому что ему теперь стесняться было не кого…

— Я всех, всех ненавижу… Я всех со свету бы сжил… Вот возьму и подожгу деревню… Всех погублю…

— И нас с Элизой, глупый Янек? — спросила тетя Сабина.

Янек вдруг запнулся и вытаращил глаза, словно пораженный внезапно осенившей его мыслью, и сказал:

— Не-ет!.. Разве можно вас-то и Элизу?..

— Не надо этого делать, — серьезно сказала тетя Сабина, — и выкинь ты это из головы…

Если ты будешь хорош со всеми, то и все будут к тебе относиться так, как мы к тебе, бедный мой волченок!..

Но Янек пропустил эти слова мимо ушей…

Обращаться хорошо с Эрьзей или его отцом?.. Эге!.. Тогда они с радостью живьем закопают Янека в землю. Ведь пока они его боятся, — они его и не трогают; а дайся он им, — так уж пощады от них не жди…

С середины лета по всей округе и в поселке Решвяны стали ходить какие-то тревожные слухи, и народ волновался… По вечерам группы людей собирались у какой-нибудь хаты, или под дубом, на выгоне, — и люди о чем-то таинственно переговаривались, возбужденно размахивая руками. Творилось что-то странное, что-то новое. И Янек сознавал это лучше всего потому, что на него стали меньше обращать внимания и оставили его в покое…

Потом как-то приехали люди в мундирах, со светлыми пуговицами, — и все Решвяны пришли в движение, весь поселок завозился, как разворошенный муравейник… Янек услышал, что по всему поселку собирают людей на войну, в солдаты, — тех самых людей, которых он привык видеть за плугом, на поле, в лугах или на завалинке… По всему поселку пошли говор, плач, жалобные выкликания… Плакали больше женщины и ребятишки постарше, а малыши как-то притихли, — и только…

Янек следил за всем с особенным интересом: все это было так ново, необычайно для него, а главное, — ему было теперь спокойнее, лучше. Его никто не трогал, о нем все забыли…

Дня три спустя, поселок опустел. Мужики ушли куда-то, — в Решвянах остались только женщины, дети да старики… Только у тетки Сабины в хатке все осталось по-прежнему, хотя сама Сабина тоже волновалась и частенько плакала и причитала:

— Ох, времена тяжкие!.. И что мы теперь только делать будем…

Янек долго крепился, мучимый страшным любопытством; наконец, не выдержали спросил:

— Скажи мне, тетя Сабина, что такое случилось?..

И тогда старуха объяснила ему, что объявлена война, что идет на них немец, — и мужики пошли воевать с ним. И, конечно, народу перебьют немало, и их разорять, дома сожгут, а бедных людей разгонят в разные стороны, пока русские опять не прогонят немцев прочь отсюда….

Янек задумался. С одной стороны, он радовался, что всех его обидчиков угнали из поселка, и теперь некому будет обижать его; с другой стороны — ему страшно жаль было тетю Сабину и Элизу, которые так волновались и часто плакали…

Дни и ночи проходили в сплошной тревоге. Никто ни чем не мог спокойно заниматься: с утра и до вечера то там, то сям собирались группами старики и женщины и о чем-то горячо рассуждали, размахивали руками и указывали куда-то в ту сторону, где садилось солнце.

Для Янека настала какая-то новая жизнь. Его словно выпустили на волю из плена. Общая тревога захватила и его, но так как он не видел впереди ничего ужасного, то ему было даже весело. На огородах он хозяйничал свободно, на яблони карабкался безнаказанно, по деревенской улице разгуливал важным барином, — а ему больше ничего не нужно было после целого ряда унижений и оскорблений.

Как-то ночью весь поселок был встревожен ружейными выстрелами.

Все выскочили из хат, в чем попало, — сбились в кучу и тревожно спрашивали друг друга, — в чем дело… Рано утром, на заре через поселок проскакали трое казаков, которые кричали встревоженным людям:

— Уходите, уходите скорее… Немцы близко!.. К вечеру будут здесь!..

Боже мой! какая суматоха поднялась по всему поселку!.. По дворам запрягали лошадей в телеги и на телеги сваливали всякое добро, какое только попадалось под руку; телят, баранов со связанными ногами сваливали тоже на телеги, коров привязывали к телегам, — и через несколько часов целый обоз двинулся из Решвян, сопровождаемый толпой женщин, стариков и подростков… Тетя Сабина с Элизой собрались тоже. У них была лошадь и телега, и они не хотели отставать от других.

— Куда же вы уходите? — спросил Янек.

— Сейчас — в лес, вон туда, в Волчий овраг, — сказала Элиза. — Там и будем пережидать, пока неприятель не уйдет из поселка… Ну, идем, Янек…

Но Янек покачал головой…

— Нет, — сказал он, — я останусь здесь…

И, чтобы не подвергаться расспросам и уговорам, он выбежал за ворота и скрылся из поселка… Янека разбирало любопытство посмотреть, — что такое будет дальше, потом; раз все уезжают из поселка, — значит, он остается здесь один, полным хозяином, — а это чего-нибудь да стоит… Ни какого худа он не боялся, потому что ему и всегда было скверно жить. А уж если очень тяжело будет, — он тогда успеет скрыться в тот лес, куда отправились жители поселка и Элиза с ее бабушкой…

Когда, несколько часов спустя после отъезда поселковцев, Янек вернулся в поселок, — его поразила глубокая тишина, царившая здесь. Только чирикали воробьи, ворковали голуби и кудахтали куры, роясь в пыли на солнце. Он смело зашел в одну хату и пошел осматривать все углы. Он знал, что его ни кто не окликнет, не одернет, — и ему было ужасно весело, как-будто все здесь принадлежало ему.

Он нашел в одной из хат на столе начатый хлеб, крынку молока и с жадностью набросился на еду. Потом перешел в соседнюю хату и здесь нашел на столе сковороду с жареной картошкой; он позавтракал в полное удовольствие и сразу отяжелел. За перегородкой нашел он нары, на которых лежал тюфяк и старое из лоскутков одеяло.

С наслаждением улегся он на тюфяк, накрылся одеялом и тотчас же заснул, в первый раз испытывая наслаждение спать по-человечески, а не где попало и как-нибудь.

Он проснулся к вечеру. Кругом было тихо-тихо. Он проголодался и пошел искать, чем бы поживиться. В печке он нашел горшок с кашей и живо покончил с ней. Потом опять забрался на постель под одеяло и задумался.

«Ага!.. Значит, и на моих ненавистников гроза есть… И им тоже есть, кого бояться… Так и надо. Поделом… Вот только Элизу жалко и тетушку Сабину. Каково им там, в лесу, под открытым небом, в Волчьем овраге!.. Хорошо, если бы они были сейчас здесь вместе с ним!..

Он закутался в одеяло поплотнее и стал дремать…

Рано утром его разбудил ружейный залп. Он вскочил, как встрепанный, и прислушался. Опять наступила тишина. Потом с надворья послышались глухие голоса, ржание лошадей и конский топот…

Раздался выстрел, — и стекла в окне, около которого он лежал, со звоном разлетелись вдребезги. Янек кубарем скатился на пол и забился в угол. Не много погодя, загремели шпоры, затрещали ступени на крыльце. Кто-то рванул дверь и вошел в хату…

— Кто здесь есть?.. — крикнул голос по-польски.

Янек молчал.

— Отзовитесь, кто есть… Дурного вам не будет!..

Янек молча поднялся на ноги и вышел из-за перегородки…

Перед ним стоял рослый, статный драгун, в красивой блестящей форме.

— А…малыш!.. — воскликнул он и поспешно схватил его за плечо. — Где ваши?.

— Никого нет!.. — пролепетал Янек. — У меня никого нет… Я один!.. Я сирота.

Драгун с размаху ударил его по щеке и крикнул:

— Не лги!.. Говори всю правду… Казаки здесь есть?..

— Нет!.. Утром проезжали мимо!..

— А где жители?.. Куда они попрятались?.

Янек молчал.

— Да ну же, говори!..

У Янека радостно и злобно вспыхнули глаза.

А, вот когда настало его время — отплатить им всем за их унижения, за попреки, за побои… Хорошо же!.. Он знает, где они, и он сейчас может их всех выдать…

— Все ушли вчера, — твердо сказал он, — и все добро увезли с собой!..

Драгун сразу переменил тон.

— Ты не дурак, — сказал он, — пойдем к нашим. Если ты нам поможешь, — мы тебя наградим… Такой же красивый мундир дадим и лошадь.

Сердце забилось от радости у Янека… Вот когда счастье начало улыбаться ему!..

На улице перед хатой стояло человек пятнадцать верховых, в таких же нарядных мундирах, как и у собеседника Янека… Они громко разговаривали между собой и смеялись.

Собеседник Янека подошел к ним, переговорил с ними о чем-то, а затем один из них — самый толстый и важный, как показалось Янеку, обратился к нему:

— Так ты знаешь, куда ушли ваши, и покажешь нам?..

— Да!.. У них там и скот весь, и добро всякое… И староста наш с ними…

— Ага! — усмехнулся толстяк, — вот это хорошо… Ты — славный мальчик… Мы дадим тебе много денег за услугу… Вот на пока!..

И он. бросил Янеку серебряную монету, которую тот подхватил на лету…

— Но помни, — если ты нас обманешь, мы тебя застрелим!..

И, чтобы подтвердить эти слова, толстый драгун поднял револьвер и выстрелил почти над головой Янека, так что тот в ужасе присел на землю.

Драгуны засмеялись.

— Ну, в путь! Марш!.. Иди, мальчик, вперед!..

Когда они приближались к околице, взор Янека случайно упал на крайнюю хату — хату тети Сабпны. Окна в ней были выбиты, и один из солдат, запалив спичкой пук соломы, совал его в выбитое окно. Сердце Янека вдруг мучительно сжалось, — и какая-то внезапная мысль поразила его…

Там, в лесу — Сабина и Элиза, а он ведет туда этих людей?.. Ему стало жутко и гнусно и до боли жаль их… Ну, да — те, ненавистные ему, люди попадут в руки солдат, — так им и надо… А Элиза-то?.. А тетя Сабина?.. Что будет с ними?.. Они умрут от страха!..

Ноги у него похолодели до колен и стали какими-то слабыми…

— Вперед, вперед!.. Живо, малыш! — крикнул на него один из солдат…

Янек оглянулся на них, посмотрел по сторонам и вдруг, не говоря ни слова, — бросился в сторону и юркнул в кусты… Это было глупо, наивно, — но лучшего Янек ничего не мог придумать… Почти тотчас же вдогонку ему раздался выстрел, — и Янек почувствовал мучительную боль в спине — и, застонав, закрыл глаза…

— Кончено с негодяем!.. — услышал он над собой чей-то голос.

Потом ему показалось, что какая-то длинная палка просунулась мимо его лица и стала больно давить ему грудь, — он хотел оттолкнуть ее рукой и простонал:

— Не надо!..

Потом земля стала как-то плавно колыхаться под ним и поплыла. Ему вспомнилась постель с одеялом из лоскутков, красивый драгун и Элиза…

— Элиза… Элизочка!.. — прошептал он, вытягиваясь, — и больше уже он не помнил ничего…

Под боевой грозой. Рассказы и очерки. С рисунками в тексте. М.: Типо-литография торгового дома «Печатник», 1915

Добавлено: 19-08-2016

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*