Облака над Серебряным бором
Отрывок из повести, 2005 г.
Так нельзя, нельзя, почему – не знаю,
Но не могу – так просто, как если бы…
Словом – отвергаю, отрицаю, отказываюсь
И больше добавить нечего!…
* * *
Нина сидела на самом краешке покрывала, смотрела на воду. Солнце приятно припекало. Август выдался теплый, погожий, и в Серебряном Бору в эту пору особенно хорошо. Сегодня, наверное, лучший день за все лето. Народу на пляже оставалось немного, было к вечеру, начало пятого. Подумала, что хватит времени еще раза два искупаться – а часов в семь, когда солнце закатится за деревья, можно и домой. Она вынула пакет с фруктами, захваченными из дома: есть почти не хотелось, но не нести же обратно! Нина всегда брала с собой перекусить, чтобы на пляже не отвлекаться, не толкаться у лотков, не думать о еде и питье. В этот раз очень вкусные попались сливы, любимого сорта. Нина очищала их от кожуры, медленно смаковала…
Вокруг носились дети, некоторые – разгонялись, чтобы нырнуть в воду; мужчины рядом никак не могли доиграть партию в домино; компания подростков развлекалась на крутом берегу: пиво, смех, музыка оглашенная… Нина почти не обращала на них внимания – ничего, привычно, лишь бы без неприятностей обошлось. Здесь главное – солнце и вода, здесь надо загорать, купаться, забывать об остальном… Осталось несколько слив. И вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд – сбоку, издалека, прицельно; она обернулась, но ничего особенного не заметила. Следующую сливу она не смогла проглотить: как тут проглотишь, когда чувствуешь, что на тебя смотрят? И что это значит? Нина запила сливы глотком воды – взгляд не исчез. Она поднялась, поправила купальник, поплотнее заколола шпильками непокорные волосы, собранные в высокий узел, решила пройтись недалеко. Но не успела сделать и несколько шагов, как перед ней, словно из-под земли, вырос статный молодой человек с большой спортивной сумкой в руках. Парень был выше среднего роста, светловолосый, спортивного сложения.
– Пожалуйста, простите меня. Я давно наблюдаю за вами из-за той сосны. Не подумайте ничего дурного, просто я как шел, так и остановился, потому что увидел вас – именно там, где вы только что сидели.
Нина растерянно оглянулась по сторонам – нет, соседи на них внимания не обращали. Она прошла немного вперед, парень – рядом.
– Почему же вы молчите? – спросил он.
– А что прикажете говорить? – Нине казалось нелепым вообще что-либо отвечать.
– Понимаете, – не отступал молодой человек, – я тут почти каждый день в это самое время пробегаю – на баскетбольную тренировку, – он поправил оттянувшийся ремешок плотно набитой спортивной сумки. – Видите, и теперь – мячи несу для нашей команды. Мы тренируемся поблизости, на корте. Честно сказать, опаздываю, и ребята меня давно заждались. А я, как… как, не знаю кто, только увидел вас – сразу забыл, куда и зачем шел. Ведь вы здесь – в первый раз?
– Да нет, иногда приезжаю сюда, – нехотя отвечала Нина, всматриваясь далеко в сторону и лишь бросив взгляд мельком на неожиданного собеседника. – Здесь мне нравится.
– Странно, но если бы вы были тут, например, вчера или позавчера, или в другие дни – именно в это время и на этом месте, – я бы вас сразу же заметил.
– Вот уж не знаю…
– Простите меня еще раз, но я очень спешу, меня ждут, не могу задержаться ни на минуту долее. Но и пройти мимо вас не могу, поверьте мне! Я ничего дурного не замышляю. Просто… – он несколько замешкался, даже приостановился. Нина также остановилась. – Очень хочу с вами познакомиться. Дайте, пожалуйста, ваш телефон, я ни в коем случае не воспользуюсь им во зло. И как вас зовут?
– Меня? Нина.
– А меня – Николай. И знаете, что… – Николай ненадолго замолчал, подбирая слова. – Вы можете про меня думать все, что угодно, только поймите одно: я не искатель приключений или умалишенный. Таких женщин я еще не встречал – то есть такие теперь по улицам не ходят, по крайней мере, я их не видел.
Нина поморщилась от досады: к чему все это? Спросила:
– Николай, сколько вам лет?
– А, вы об этом. Ну… Мне – двадцать семь.
– А мне – сорок пять. Разве не заметно?
– Нина, вы меня хотите обидеть и оттолкнуть, я понимаю. – Николай не знал, как и что нужно доказывать Нине; не знал, как объяснить ей то, что не поддается объяснению… – Только можно я вам потом все объясню? Пожалуйста, назовите мне номер вашего телефона, и я вам сегодня же позвоню, если позволите, если никого не потревожу в вашем доме.
– Потревожить в моем доме… – Нина проглотила горькую слюну. – Я не могу давать свой телефон посторонним незнакомцам. Но хорошо, чтобы не топтаться на месте, давайте ваш номер, и я позвоню сама.
– А если не позвоните? Тогда что? Как я вас найду? – Николай заволновался. – Нет, это просто невозможно!
– Очень даже возможно.
– И вы точно обещаете?
– Точно.
Николаю ничего не оставалось, кроме как поверить.
– Ладно! – сказал он. – Обещайте мне позвонить сегодня же между половиной одиннадцатого и одиннадцатью, если это не слишком поздно для вас. К этому времени я уже вернусь и попрошу домашних телефон не занимать. Я могу надеяться?
– Можете, – в первый раз улыбнулась Нина, и Николаю показалось, что так улыбались только сказочные королевы.
…Николай записал на вырванной из записной книжки страничке свой телефон, передал Нине. Она его еще и не прочла, как Николай наклонился, поцеловал кисти обеих ее рук, державших записку, быстро подхватил свою сумку, побежал по дорожке.
– До вечера, Нина!
* * *
Телефон начинался с цифр «457»… Москва, «Речной вокзал»! Нина жила в центре, на Сухаревке, в старинном доме, в просторной квартире, оставшейся от родителей мужа, да теперь вот – и от самого мужа. Странно все… Что это и зачем? Непонятно. Но – посмотрим! Нина успела еще искупаться, заплывала, как всегда, далеко, любуясь берегом. Лето уже кончается, вдруг завтра уже не будет погоды? Домой доехала в переполненном метро. Дочь уже вернулась – ездила с друзьями за город. Нина с удовольствием приняла душ; поужинали неспешно.
– Мам, ну как сегодня водичка? Как солнце?
– Отлично, все хорошо… – Нина слегка замялась. – Послушай, Дашенька, сегодня на пляже у меня случилось маленькое приключение: один молодой человек дал мне свой телефон, просил позвонить.
Даша обрадовалась, как если бы свершилось то, чего она ожидала:
– Да ну! Симпатичный?
– Вроде бы. Что делать? Я ведь обещала.
– Вот и позвони.
– В самом деле? Ты так считаешь? – допытывалась Нина.
– Конечно, а что тут особенного?
– Зачем? Право… – Нина все еще пребывала в нерешительности.
– А затем, что у тебя будет разнообразие в жизни. Нечего тебе киснуть целыми днями! Взялась, понимаешь ли, изводить себя переживаниями… Да и папу не вернешь все равно!
– Даша, но – к чему все это?
– Эх, мама! Да что ты теряешь?
– Не знаю…
– Словом, звони, а там видно будет. Тебе нужно расширять круг общения – это единственный выход для тебя! И не хмурься, не навешивай на себя лишние годы. Запомни: ты – красивая, молодая, неотразимая!
Круг общения у Нины не был слишком широким, да она и не старалась расширить его случайными личностями. Правда, и в постоянном ядре этого круга она давно потеряла уверенность. Круг, квадрат, треугольник… Кажется, треугольник считается в геометрии устойчивой фигурой. Нина усмехнулась, припомнив точные науки, столь мало применимые в ее жизни: прочность и устойчивость – как бы не так! Конечно, хотелось чего-то прочного и фундаментального, только как этого достичь, когда фундамент словно выбили из-под ног, и вместо него оказалась хлипкая ватная подстилка, на которой невозможно было удерживаться долго? Но как-то надо строить жизнь дальше… На работе – ни шатко, ни валко: главное, каждый день ходить не надо, не то, что в молодости, когда работала на режимном предприятии. Начальник отдела, Борис Иванович, был не очень строг, еще не стар, хорошо знал ее мужа, сочувствовал ей – давал немного заработать, в душу не лез, а остальное…
– Даша, тебе не нужен больше телефон?
– Нет, все уже позвонили, кому надо.
Нина набрала записанный номер, и Николай взял трубку сразу же.
– Нина! Огромное спасибо, что выполнили обещание, – обрадовался он. – Вам удобно говорить теперь?
– Удобно.
– Только мне не интересно по телефону, очень хочу поскорее вас увидеть, пока запомнил только смутный образ. Понимаю, что у такой женщины нет отбоя от поклонников – и простой, обычный служащий компании по недвижимости ей совсем не нужен.
– Неужели? «Обычный служащий»? – она улыбнулась. – Я же понимаю вот что: молодому, перспективному служащему какой угодно дееспособной организации ничего не стоит познакомиться с любой красивой, привлекательной, хорошенькой девушкой или женщиной.
– Зачем вы так сразу… Да разве я не знакомился? – Николай поморщился от неприятных воспоминаний. – Были у меня и девушки, и романы, все было… Только настоящего, действительно ценного – не было. Даже одно то, что вы так упорно сопротивляетесь моему искреннему интересу, кое-чего стоит.
– То есть у вас ко мне, как я поняла, – спортивный интерес, что и соответствует вашему характеру, – Нина сделала тот вывод, который напрашивался сам. – Видимо, вам приелись обычные варианты и захотелось… – Она почувствовала, что сказала вульгарность.
– Простите, что перебиваю, – резко остановил ее Николай. – Нина, не говорите, пожалуйста, унизительного для меня и для вас. «Спортивный интерес» у меня только к спорту. Я – нормальный человек правильной ориентации, и ущербности не чувствую ни в чем. Женщина или девушка должна мне понравиться внешне, внутренне, вызывать физический интерес. Не понимаю, что здесь предосудительного?
– Что? – Нина замялась, но продолжила. – Конечно, я вас не знаю, но… Знаю, многие мужчины проявляют ко мне интерес, да и всегда проявляли, конечно, в разной степени.
– Да я моментально понял, что вы привыкли к поклонникам! – засмеялся Николай, смягчившись.
– Привыкла? Может, и так. Что это меняет? Я никогда ничего и никого не искала ни на час, ни на день, ни на год.
– Вы что же, думаете, я этого не понял? Так именно это и есть то главное, что меня интересует, понимаете?
– Что прикажете понимать? – не сдавалась Нина. – Да я ведь уверена, что вам-то нужна… Не знаю кто, но совершенно не я!
– Очень, очень прошу, давайте не будем спорить об этом! – не отступал Николай. – Не сердитесь на меня: может, то, что произошло сегодня – это и есть судьба… Мне нужно о многом поговорить с вами. Хочу и не решаюсь расспросить: кто вы, какая у вас семья, где работаете или не работаете – и так далее. Можете рассказать?
– А вы – о себе – можете? – спросила Нина.
– Конечно, сколько угодно, – Николай тут же посерьезнел. – Родился в Москве, в 1968 году. Закончил школу, потом – Менделеевский институт. Работаю совсем не по специальности – коммерческим агентом, занимаюсь недвижимостью, постоянно общаюсь с клиентами, езжу по Московской области. Иногда пишу статейки – публикуют в журнале «Коммерсант». Зарабатываю так себе, хотелось бы побольше. Но тут – загвоздка: спорт, который требует времени. Совмещать – трудно… С детства играл в теннис, увлекаюсь баскетболом, стараюсь поддерживать хорошую физическую форму. Три раза в неделю – тренировки: летом – в Серебряном бору, зимой – в самом клубе. У меня есть спортивные разряды, награды, пользуюсь уважением друзей – как раньше писали в анкете. Что еще?
– А чего тут добавить? Анкета безупречна. У меня такой не получится, – Нина задумалась… – С кем вы живете?
– Сейчас – в одной квартире с бабушкой, папиной мамой. У нас есть кот, Мирон, вот он, сидит со мною рядом и слушает, кому это я звоню. Если бы наш разговор ему не понравился, он сразу стал бы царапать телефон, теребить шнур, подбираться к трубке. Мирон, правильно я говорю? Слышите, как он одобрительно мяукает?
– Слышу.
– А раньше я жил с родителями. Потом… многое изменилось, и все решили: лучше, чтобы я жил у бабушки. Надеюсь, что когда-то у меня будет своя квартира или дом – и своя семья, конечно… Люблю музыку, иногда сочиняю стихи – для настроения. В нашей семье всегда с благоговением относились к искусству, к классике. Что скажете?
– Знаете, вы меня приятно удивляете, – Нина и вправду не ожидала услышать это. – Ну а я… О себе сказать могу не так много. Родилась в Феодосии, выросла на море; училась в Симферополе, в педагогическом институте, познакомилась с москвичом, вышла замуж и переехала в Москву. Моря всегда не хватало, вот и теперь, как видите, я готова искупаться где угодно. Лучше Серебряного Бора в самой Москве ничего не нашла… Да, дочери – двадцать лет, учится в Плехановском. Муж был крупным ученым-историком, специалистом по Японии. Умер в прошлом году: автокатастрофа, черепно-мозговая травма… Болел почти четыре года.
Николай недолго помолчал, обдумывая услышанное…
– Очень вам сочувствую, – только и произнес он, не решаясь расспрашивать подробности. – Вы так коротко и точно все рассказали… Сколько лет было вашему мужу?
– Саша был на пять лет меня старше, умер в сорок девять лет.
– А знаете, моего отца тоже звали Александром, и было ему – почти сорок девять, и умер он тоже в прошлом году, в мае… Он был физиком-ядерщиком, несколько раз ездил в Чернобыль, на ликвидацию аварии, в самые первые месяцы; помните, что там творилось в 1986 году?
– Конечно, помню. Жаль, что так получилось. – Нина почувствовала, с какой болью Николай вспоминал об отце. – И что же мама?
– Не думал я, что буду говорить об этом с вами. Неловко все это… – Николай, и в самом деле, всегда неохотно рассказывал о трагедии своей семьи. – Вот и Мирон насторожился! …Моя мама гораздо старше отца, и характер ее, и его болезнь – все тут сказалось. И когда было ясно, что он умрет, она… словом, впала в стрессовое состояние и поступила как закоренелая эгоистка… – Николай замолчал… – Не хочу об этом. Ей теперь очень плохо, я знаю. К бабушке я ушел потому, что не могу смотреть на маму – знали бы вы, как она мучится теперь!
Для Нины откровения Николая оказались поводом вернуться к сравнениям, переходящим в абсурд:
– Вот, Николай Александрович, молодой человек с царственным именем и отчеством, вот вы и сказали главное: не можете смотреть на маму! А на меня – можете? Разве у меня – не то же самое? Подумайте.
– Нина! – Николай никак не ожидал, что разговор опять свернется к тому, чтобы обнаружить разницу в возрасте, и попытался подойти с какой-то другой стороны. С какой? – Я даже не хочу звать вас по отчеству, подчеркивать этим ваш возраст… – Тут он помедлил и произнес: – Хотя бы вспомните классиков: они иногда описывают, как монархи затевали войны, а короли складывали короны – и все ради женщин, зрелый (по крайней мере, далеко не юный) возраст которых совсем не мешал взаимной, счастливой любви! А часто государи и вовсе не интересовались, сколько лет их избранницам, понимаете? Вспомните, как рыцари ради них копья ломали… Ведь так?
– Конечно. Ну и что? Для тех государей, монархов и досточтимых рыцарей не было препятствий ни в чем – касательно личной жизни – и они могли себе позволить любые капризы: знали, что женщины им не откажут, просто не посмеют, – сказала Нина. – Подумаешь – копья ломать… А вообще-то рыцари предпочитали молоденьких дам.
– Не всегда, да и не в этом дело…
– Ну, раз не в этом… – Нина задумалась, а потом сказала: – Вы так уверенно рассуждаете, что вас следовало бы…
– Уж не хотите ли вы отправить меня к тем… легендарным красавицам, да еще и в то далекое время? – засмеялся Николай, а сам подумал, что надо скорее уходить от этой темы, да, видимо, и хватит для первого раза… – Хорошо, оставим… Главное для меня, что вы позвонили… Но уже двенадцатый час ночи – наверное, поздно для вас. И вы устали за целый день – ведь так?
– Да, конечно, не обижайтесь… – Нина зевнула украдкой.
– Очень… очень прошу вас доверить мне свой телефон, хотя он и так пробился у меня на определителе.
– Хорошо, можете позвонить в другой раз, только не очень поздно.
– Последняя просьба, – Николай словно поставил точку. – Давайте говорить друг другу «ты». Можно?
– Ладно, хотя моя голова уже почти не соображает, давайте попробуем: ты, Николай.
– Ты, Нина. Спокойной ночи, Нина. Да, какое у тебя отчество?
– Нина Никифоровна. Устраивает?
– Еще и как! До завтра. Целую.
* * *
На другой день Нина позвонила на работу, спросила, есть ли заказы: она брала на дом технические, да и другие переводы примерно раз в неделю, реже – раз в три-четыре дня. Нагрузка была неравномерной, меньше всего работы было летом, особенно этим летом. Август заканчивался, но начальство раскачаться с делами еще не успело, и работы для нее не было. Можно отдыхать дальше! День выдался облачным, поэтому ехать в Серебряный Бор не стоило. Скоро сентябрь, а там, глядишь, – зима, весна; пройдет еще один год, затем следующий…
Всякая жизнь имеет начало и конец,
а между ними – разматывающийся клубок
действий, мыслей, чувств: суета…
Или все происходит по-другому? Может быть – у кого-то, а у нее…
То, что было вчера – уже не считается, пусть условно, но настойчиво: не считается – так легче думать о сегодняшнем. Что такое – сегодня? Она с неприятным чувством вспоминала, что скопилась масса заброшенных дел, лежит список неоформленных документов по наследству; к тому же не помешало бы капитально убраться в квартире, вычистить все углы, выстирать кучу белья, отнести вещи в химчистку. Нет, все это невозможно! Да, еще и дача, настоящая дача-кляча! Даша с утра опять уехала на дачу к друзьям, а собственная-то – давно заброшена… Еще полгода назад собралась менять смеситель в ванной… Отлетели три крючка на вешалке в прихожей… Перегорела лампочка напротив лифта – Нина позвонила в диспетчерскую службу; после обеда пришли электрики и заменили лампочку. А смеситель – пусть капает дальше, вешалка – пусть подождет, пока… Нина вздохнула… День прошел, а сделать ничего не успела – только перекинула кое-что с места на место. Даша так и сказала, что толку от таких дел – ноль.
Николай объявился в полночь, извинялся за поздний звонок:
– Ты понимаешь, днем было – совершенно неоткуда, да и некогда. Давай поговорим, хотя бы и коротко. Можно? Ведь я так мало знаю о тебе. Как я понял, ты больше бываешь дома?
– Да, в последние годы и до сих пор, – Нина отвечала нехотя, но Николай старался не замечать ее интонации.
– То есть – если у меня днем вдруг получится «окно» – мы смогли бы встретиться?
– Наверное.
– Знаешь, мне не очень хочется в какой-нибудь театр или еще куда: лучше просто посидеть в кафе, погулять по Москве, – ничего интереснее ему в голову не приходило. – Как тебе?
– Не знаю, что у нас с тобой может выйти… – протянула она.
– Да не то, что «у нас с тобой», а как ты относишься к прогулке – по существу?
– По существу? Прогулка – возможна, – Нина тихонько засмеялась, не выдержав собственного заунывного «тормоза», угнездившегося в душе. – Так нужно отвечать?
– Да. Пока хорошая погода, можно и в Серебряный Бор съездить. Я могу показать тебе такие места! – Николай обрадовался, что ему удалось хоть немного расшевелить Нину. – А ты, небось, привыкла купаться там, откуда ближе всего к троллейбусной остановке, а это – не лучший выход.
– — Твоя правда, но не хочется тратить силы на лишние передвижения.
– У тебя так мало сил?
– Мало, гораздо меньше, чем… раньше.
– Вот видишь, в таком случае, я тебе просто необходим – для опоры, – тут он воспрянул духом надежды. – У меня-то сил много!
– И снова правда! Где сила – там и право! – Нина засмеялась таким солнечным смехом, что Даша оторвалась от своих занятий и заглянула в комнату к матери: надо же, мама не забыла, что умеет смеяться вообще! – Сильный и юный друг… Знатные дамы прошлых веков только и мечтали о том, как бы обзавестись молоденькими пажами. А состоятельные дамы нашего времени тоже не промах: все это покупают по особой цене – и пажи не отказываются, заметь!
– Ты опять за старое? – с обидой произнес Николай. – За кого меня считаешь? Или хочешь оскорбить меня, мое отношение к тебе?!
– Николай, ну, что ты, право… – Нина замялась, перестала смеяться. – Что тут такого, я ведь сказала, не задумываясь. А теперешние нормы жизни позволяют…
– Позволяют? Кому? Да не бывают нормы жизни ни теперешними, ни вчерашними. – Николай не просто обиделся, а огорчился серьезно и не скрывал этого. – Время тут ни при чем, и не хочу я…
– Ладно, не будем больше об этом. Я не подумала, что ты такой щепетильный!
– Я не только щепетильный, а очень даже обидчивый и обиды прощаю редко.
– Как так? – заинтересовалась Нина.
– Вот как. Если кто-то посягнет на того или на тех, кого я люблю, например, обидит мою бабушку или моего кота – пощады не будет: найду любого обидчика и накажу как следует. Правда, Мирон? – Николай обращался к коту, и Нина словно увидела, как они оба сидят у телефона и беседуют с ней. – Видишь, Мироша понял, что речь – о нем, пришел ко мне, мой пушистый друг, забрался на коленки…
– Вот ты какой – такой понятливый и разумный, как твой кот.
– Понятливый, и свои обещания выполняю. Если тебя обижает кто-нибудь или досаждает чем-то, скажи – и я их всех достану.
– Ну, «доставать» пока никого не надо.
– Ты права, мне и тебя-то не достать, а я… – Николай сник…
Нет, совершенно не ясно, как быть дальше с этим Николаем, с его отношением к ней, с его странностями.
– Николай, не обижайся в очередной раз, – решила все-таки спросить Нина, – а ответь честно: почему не ищешь девушку, молодых знакомых у тебя много, искать долго не придется?
– Нина, ты опять? – Николай перестал поглаживать мягкую шерстку Мирона, чем вызвал прищуренный взгляд догадливого кота. – Я уже ответил тебе. Просто нам нужно как можно скорее увидеться. Ладно?
– Ладно. Ты – упрямый, то есть упорный, стремишься к цели, и я… постараюсь «не бить тебя по рукам». – Нина устала сопротивляться нажиму Николая, пересиливающего логику ее собственных доводов. – А теперь давай скажем друг другу «спокойной ночи».
– Хорошо, Нина. Спокойной ночи, завтра позвоню.
Завтра – у Николая, видимо, не получилось.
Нина решила наводить порядок постепенно – и весь следующий день разбирала старые бумаги, сваленные на нижних полках шкафа в прихожей. Она с удивлением обнаружила, что, оказывается, далеко не все материалы Александра Владимировича отдала в архив института, где он работал последние десять лет жизни. Среди этих стопок ей попалась пухлая, перевязанная туго папка с личными записями. Она развязала тесемки, раскрыла папку и стала просматривать страницы, испещренные иероглифами, какими-то знаками и пометками. Может, это важно? Как она раньше упускала их из виду? Были тут и две пакета с его последними письмами домой, теми самыми, которые он посылал из Киото, Осаки, Нара. Нина хранила эти письма, хотя он и посмеивался над ней, называя ее: «не жена, а камера хранения». Нина помнила их почти наизусть…
Саша часто уезжал в командировки в Японию, случалось, надолго; все собирался когда-нибудь взять с собой Нину и Дашу. Но режим учебы дочери и график работы супруги позволяли записать такую поездку только в планы на будущее. Будущее оказалось совсем другим и… Нина никак не могла выбросить из головы настойчивую мысль: стоило ли вообще так усердно работать, лишать себя полноценного отдыха, терпеть тяжелые и долгие перелеты, рискуя своим слабым сердцем, чтобы однажды… И уезжать-то из Москвы было не нужно никуда! Однажды на Волгоградском проспекте его служебный автомобиль встретил на пути многотонный грузовой экспресс – со встречной полосы. Грузовику-то (вместе с водителем и пассажиром) – хоть бы что, да и водителю Александра Владимировича удалось отделаться легкими ссадинами, а вот самому Александру не повезло…
Травма оказалась очень серьезной; врачи сделали все, что могли – казалось, можно надеяться на благополучный исход. Поначалу Саша выполнял все советы; после выписки из больницы продолжал ездить на процедуры, и в то же время так взялся за работу, что со стороны могло показаться: чересчур спешит, боится не успеть. Для Нины это происшествие стало ледяным душем после опаляющей жары, но как только Саша поднялся на ноги, она подумала: все обойдется. Однако, зная характер мужа, она пыталась сдерживать его рвение к работе, просила больше отдыхать, беречь себя. Да где там! Саша, глотая пригоршнями таблетки, все больше отказывался от врачей, отговариваясь, что нужно заниматься самовосстановлением – есть такие методики. Но по этим методикам нужно было заниматься серьезно, ограничить все другие нагрузки. А дела-то все множились! Работал по-прежнему, а то и больше… У Нины не хватало доводов, а чаще – сил доказывать простые истины. Не успевал, говорит… Но что можно было не успеть, когда истоки японской цивилизации опускаются в такие глубины веков, что длина одной человеческой жизни и труды одного человека, даже выдающегося ученого, почти ничего не значат – принципиально – в решении самых важных вопросов? Нет, Саша считал, что значит. Считал, что если ослабит волю, нивелирует подход, отдаст тему на откуп администраторам, то не сможет считать себя истинным ученым, полноценным гражданином своей страны, да и всего мира. Нина хорошо понимала, что Сашенька не мог стать другим в одночасье, только потому, что серьезно заболел. Родители воспитали его слишком прямолинейным – непомерно требовательным к себе. Сами и были такими же…
Где теперь – все они: добрые, честные, принципиальные?
Разве они могли знать заранее, как жизнь распорядится их принципами, в чьих руках окажется то, чем они кропотливо занимались по призванию долга и чести? Сашины родители умерли рано, в один год: отец – от неудачной операции на печени, мама – от инсульта. Оба были литературоведами, занимались библиографическим делом, как они полагали, очень важным для истории. Болели они довольно долго, но очень… интеллигентно, не перегружая своими болячками домочадцев. Даша чрезвычайно сильно переживала их болезни, смерть – жили вместе, все на глазах… Говорила, что у них в классе почти у всех дедушки и бабушки есть, а у нас… А теперь у нее нет и отца.
Родители Нины долго жили в Старом Крыму, по соседству с семьей их сына, Нининого брата, Андрея. Отец прожил дольше мамы на три года. Мама – врач-стоматолог, папа – железнодорожник… Вроде, не очень сильно и болели поначалу… Нет, невозможно переживать десятки раз одно и то же: похороны, похороны, похороны! Но как забыть? Забыть – не получалось. Все меньше остается родных и близких, а новых взять негде. Так и у всех. Да и Москва… Москва – чужой город. Крым, Феодосия, Старый Крым – родные края! И море, море – вот в чем загвоздка… Думала, век там прожить, хотя по молодости тянуло куда-то, подальше от отчего дома, от примелькавшихся пейзажей, от жары, от…
Да разве можно от моря уехать навсегда?
С Сашей она познакомилась на городском пляже (везет же на пляжные знакомства!). Саша приехал в Феодосию с институтскими друзьями – отдохнуть в летние каникулы после работы в стройотряде. Нину заметил в первый же день – и только три дня спустя осмелился подойти, хотя раньше не считал себя стеснительным. Сказал, что «вдруг завтра придет сюда и не увидит ее, не успеет узнать о ней ничего!»
– А зачем?
– А затем, что… боюсь потерять – вокруг столько народа…
– Да много тут приезжих и проезжих, только они приезжают и уезжают, а я… Я не могу «потеряться», и как это – «потеряться»? Буду жить здесь всегда и…
– А, может, и не всегда?
– Как так?
– А просто: возьму и заберу с собой.
– Разве я – вещь?
– Не вещь, а… сокровище, которое…
– Откуда знаешь?
– Знаю, и все тут.
– А куда заберешь?
– В Москву, к папе с мамой, куда же еще?
Этот шутливый разговор показался Нине не стоящим внимания – да получилось, Саша шутил серьезно. Саша оказался интересным и веселым человеком; у них с Ниной нашлось много общего. Она познакомила его со своими родителями, с братом – ничего, понравился. Потом, когда поженились, стали почти каждый год приезжать в Феодосию, в родное гнездо, всякий раз вспоминали, как все начиналось. С той радужной поры прошла уйма времени – и где теперь тот приметный старенький домик, тот увитый виноградом дворик за каменным заборчиком, на улице Победы? Что теперь – в том Клубе офицеров, куда бегали на танцы по вечерам? Давно уже нет того дома, состарились родные и знакомые, разлетелись по свету старые друзья.
Только море шумит и волнуется по-прежнему…
За последние годы, когда Саша тяжело болел, Нина только однажды съездила к родным, зато Даша отдыхала там каждое лето. Саша говорил, что «когда все образуется, мы все месяца на два махнем в ”Нинкину столицу”», как он называл Феодосию, «и – большой привет японским императорам!» Называл Нину «моей императрицей»; привозил из Японии удивительной красоты кимоно, украшения, и все – «императрице»: «из японской, из столицы – для моей императрицы!» Любовался, когда Нина примеряла наряды, подбирала к ним прически и украшения – не стыдно и на обложку стильного журнала! Фотографий – целая коробка, и рассматривать их не хочется – слишком тяжело…
Кто же знал, кто же знал… Ничего заранее знать нельзя.
Примерно за месяц до своей смерти, за неделю до того, как угодил в больницу – в последний раз, – Саша, лежа в неудобной после процедуры позе и мучаясь от болей, сказал совершенно не к случаю:
– Не могу смотреть на тебя. Сердце замирает… Не могу! Что же ты будешь делать… потом, такая утонченная, такая красивая? Ведь никого искать не будешь, знаю я тебя. Жалко оставлять тебя – вот так…
Вот так. Так и ушел, так и оставил… Оставил…
Нина сложила бумаги в папку. Перевязала ленточкой пакеты…
Когда-нибудь успеется… И зачем только начинала! Взяла в руки томик японских трехстиший Басе, перевод со старояпонского. Переворачивая страницы, пробегала глазами по знакомым строчкам…
Удар смычка рождает музыку. Каждый звук исполнен особого смысла. Целый оркестр звучит в душе…
«Где ты, опора моя? Мой посох из крепкого тута Ветер осенний сломал».
…Ветер осенний…
Август еще не кончился, а осень уже наступила. Бывает ли так? Нина поставила свою любимую пластинку; пел известный японский мужской квартет, красивое исполнение, пронзительные голоса…