Падана

Надвигалась ночь. Наш пароход уже несколько часов стоял в бухте Золотого Рога, сбрасывая и принимая груз.

На носу парохода суетился юркий грек, понукая словами и жестами грузчиков.

Равномерно взвизгивало колесо лебедки, и мрачный матрос повторял: «Майна», «вира по малу!»

Я стоял на кубрик и любовался дивной панорамой гавани.

Константинополь загорался огнями.

Бесчисленные вспыхивали, как светляки по горам, амфитеатром спускались к морю, вспыхивали на пароходах и лодках.

Зеленые скалы, крепости и дворцы Босфора горели мириадами огней.

Темными силуэтами уходили в небо двести восемнадцать константинопольских минаретов и башен, и красиво спали во мрак кипарисы турецких кладбищ.

Вдали темными уступами сливались берега Европы и Азии, словно подходили друг к другу, то простирая объятия, то угрожая темными утесами гор и жерлами генуэзских башен.

И, казалось, с вершины холма Бургул снова смотрит тень Магомета Великого, давно-давно в одну из таких ночей давшего священную клятву Аллаху взять этот сказочный город или умереть.

Дивная жемчужина Востока, ради которой Константин изменил Риму, окутанная голубым покрывалом вод, засыпала в сладкой дремоте ночного безмолвия.

Темные сады Ильдиз-Киоска стали еще темней, и белый мрамор стен едва угадывался во мраке.

Порой крики пароходных сирен нарушали наступающее безмолвие, но и они становились реже.

Маленькие пароходики мчались к Терапии, к Дольма-Бахче, на Принцевы острова, кончая последние рейсы. Ни один гигант с моря не мог войти в рейд.

Солнце село, и дорога в Босфор была закрыта иностранным судам до восхода.

Завтра, с первыми утренними лучами, войдут они в гавань и огласят берега Босфора приветственно-радостными криками.

Зеленые и красные полосы маяка засверкали над темнеющим морем.

— «Замечтались?» — раздался над моим ухом чей-то сиплый бас. — Действительно, красиво! Я вот сотый раз, наверное, вижу, а все не могу налюбоваться…»

Константин Дезидериевич, наш капитан, веселый и грузный мужчина, опустился возле меня на скамью.

Я любил болтать с ним, так как он был хороший рассказчик, много пережил на суше и на море и не прочь был поделиться воспоминаниями.

— A в  город не хотите? Поразвлечься, выпить стаканчик в ресторанчике, да и порезвиться?..

Капитан причмокнул губами и, хитро прищурившись, вопросительно посмотрел на меня.

Узнав, что я еду в город завтра, он остался доволен.

— Вы, сударь мой, запаситесь адресами да инструкциями, а то будете только мечети да дворцы осматривать, а там есть вещи более занятные! — жирно хихикнул он. — Да и дворцы с мечетями — днем, а ночью что будете делать?

Я признался, что не знаю, что делать в Константинополе ночью.

— Ну вот видите. A я вам дам адресочек… Только будьте осторожны, а то влетите в историю. Со мной три года назад тут заварилась каша… Еле ноги унес. Хотите расскажу?

Я выразил живейший интерес.

Капитан вытащил толстую сигару, медленно закурил и также неторопливо и основательно начал повествование:

— Это было года три — четыре назад.

Пришлось мне провести целый день в Голате в веселой компании.

Тут были и моряки, и туристы, и просто какие-то неизвестные мне типы.

Пили мы весь день, как полагается, а когда спустилась ночь, отправились в местный шантан.

Но, как будет вам известно сударь, шантаны в Константинополе такая дрянь, что после них наши российские кабаки кажутся удивительно интересными.

Драные куклы надорванными голосами завывали в пустой зале, где было десятка два безумно скучающих иностранцев да человек пять молодых турок, восседавших с гордым и независимым видом.

Веселье — турецкое, нечего сказать…

Когда мы раздобылись шампанским, такой шепот пошел: думали — Ротшильды, Рокфеллеры или какие-то именитые русские бояре.

Грусть нами овладела невероятная.

И когда один из неизвестных типов, грек, заявил, что недурно бы поехать к Аспазии, — мы все восхитились.

Никто, как оказалось, у Аспазии не бывал, — следовательно, открывались горизонты.

Уселись мы в ландо и поехали.

Константин Дезидериевич затянулся в последний раз и швырнул сигару за борт парохода.

— Поехали мы быстро, даже собак потревожили, тогда их много было — еще не извели их младотурки.

Въехали в какой-то узенький переулочек.

Стоп! Вертлявый наш грекос спрыгнул с экипажа. «Здесь, говорит, пожалуйте!»

Входим. Маленькая такая комната, вроде передней, на полу — циновка.

Араб стоит у двери страшный-престрашный, только глазищи сверкают.

Мы ему «селям», — он нам «селям».

Открыли дверь дальше и очутились в зале.

Освещение неважное, вдоль стен диваны, тахты. Потолок раскрашен какими-то пестрыми узорами; пол весь закрыт коврами. Никого…

Грек хлопнул в ладоши, и вышла почтенная этакая дама с большими черными усами.

Она-то и оказалась знаменитой Аспазией.

A наш грекос, по-видимому, был ее комиссионером. У обоих профессия симпатичная!..

Мы развалились на диванах, пока грек занялся гнусными переговорами.

Что они там лопотали, никто не понял, только через минуту грек повернулся и объяснил, что почтенная метресса хочет с каждого из нас за гурию 100 пиастров «с падана» и семьдесят пять «без падана». Грек хватал себя за голову и говорил, что это — безбожные цены.

Мы же ничего не понимали.

Цены-то безбожные, но при чем тут «падана» и что такое «падана», никто не знал.

Но наш Меркурий знал все.

Так, изволите ли видеть, было поставлено дело у этой канальи.

Предоставляют в ваше распоряжение великолепную женщину, еврейку, русскую, немку или француженку. Француженок больше всех.

Красивые дамы, слов нет, но товар-то ведь несвежий. A для возбуждения аппетита имеется про запас легкая закуска:

«Падана», сударь мой, это — маленькая девочка-подросток, предназначенная для настроения, для «сатириазиса».

Девчонки эти вербуются из арабок, развращены до ногтей и готовы почти на все…

Говорю «почти» потому, что торгующий ее телом почтенный араб зорко следит за ее добродетелью.

Константин Дезидериевич цинично и противно рассмеялся.

— И вот, сударь мой, после маленького совещания разбрелись мы по каютам.

Грек, кажется, ушел пить кофе к мадам Аспазии, а я, нагруженный зело и решив полюбопытствовать, потребовал себе «падана».

Да, кажется, к чести моей, я только один и потребовал.

Остался я сначала вдвоем с довольно интересной француженкой.

Поговорили мы об Эмиле Золя, о Поле Бурже, улыбнулась моя приятельница и вышла, сказав, чтобы я позвал ее, когда захочу видеть.

И вошла ко мне девчонка, ах нет — дьяволенок в арабской коже.

Представьте себе, сударь мой, чтобы понять дальнейшее, девочку лет 13—14, вполне сложившуюся, с очаровательным, правильным, покрытым темным загаром лицом, длинными ресницами, из-под которых сверкали блестящие огненные глаза.

Одета она была в живописный костюм из каких-то пестрых лохмотьев, а в правой руке держала бубен. Я смотрел на нее совершенно ошалевший и даже не ответил на ее приветствие.

Я угостил ее коньяком и принялся болтать на невозможном языке.

Тут были и французские, и турецкие, и русские фразы, но кое-как мы поняли друг друга.

Моя собеседница была так очаровательна и мила, что как ни был я пьян, не решился открыть кампании.

Скоро она изъявила желание танцевать, а я выразил готовность смотреть.

И вот тут-то началась моя погибель.

Эх, милый друг, если бы видели, как извивался этот змееныш!

Когда, измученная «танцем живота», она остановилась в вызывающей позе, прошептав: «бакшиш», — я бросил ей в бубен все, что было у меня в кошельке, и стал сжимать ее в безумных объятиях.

Я душил ее страстными поцелуями, но она извивалась, как угорь, и пряталась от меня, убегая на другой конец комнаты. Но настал момент, когда она поняла, что ей грозит опасность.

Смуглый дьяволенок посерел от испуга.

И в тот момент, когда я, потеряв голову, готов был считать себя победителем, она испустила крик, резкий, зовущий о помощи.

И не прошло и пяти секунд, как крючок, придерживавший тонкую дверь, соскочил от напора и в комнату ворвался разъяренный араб.

Араб, стоявший у двери, — ее папаша!

Он схватил меня, как щенка, и выбросил на улицу, прежде чем я успел прийти в себя от страха и бешенства.

При этом он ухитрился одной рукой так сжать мне горло, что я едва не потерял сознания.

Через минуту я пришел в себя и чуть не завыл от злости.

Весь хмель вылетел у меня из головы.

Я уже готовился отомстить гнусному разбойнику и стал разыскивать кастет, с которым никогда не расставался.

Но в этот момент открылась дверь и из нее выпорхнул перепуганный до смерти грек.

Он чуть не упал на колени, узнав о моем намерении устроить почтенной мадам Аспазии скандал.

Он рвал волосы и говорил, что явится полиция и нас всех задержат, что вся полиция на откупу у Аспазии, что я сам виноват, — ведь он предупреждал, что с «падана» нельзя обращаться как с женщиной, что, если меня арестуют, я не попаду на пароход…

Все это мне начинало казаться убедительным.

Теперь-то я отлично понимаю, что он заботился не о моих интересах, а об интересах Аспазии, но в тот момент подлый негодяй казался мне очень огорченным.

Холодный воздух освежающе подействовал на мои взвинченные нервы.

И мне, сударь мой, сразу стало все противно.

И этот фактор — грек, и араб, и Аспазия, и мои товарищи. Я повернулся и пошел в город. Грек кричал мне в след, рассказывая дорогу, но я ничего не слышал.

В адской темноте, чуть не ощупью я побрел по неизвестным мне улицам.

Во мраке я старался увидеть силуэт башни Галаты, что мне удалось после изрядного подъема в гору.

Оттуда найти дорогу к морю нет ничего легче. Попал я на пароход рано утром. Солнце всходило. Матросы мыли палубу.

Вот что значит «падана», мой милый. В общем, это — прелюбопытная штучка…

Я потом бывал y Аспазии не раз, да уж не был таким дураком.

И с арабом приятелем сделался.

Так вот, хотите адресочек? Только будьте паинькой. Получите. батенька, так сказать, квинтэссенцию»…

Константин Дезидериевич вынул новую сигару и любовно затянулся.

Я сидел молча и думал о морали этих бродячих людей, о морали Востока, о целомудренных и увлекательных «падана». С моря дул легкий бриз.

Погрузка давно кончилась.

На пароходе пробило восемь склянок.

Константин Дезидериевич простился и пошел на вахту.

Босфор спал, залитый серебристым ласкающим светом лунных лучей.

А. H. Вознесенский. Черное солнце. (Рассказы бродяги). М.: Типография П. П. Рябушинского, 1913

Добавлено: 19-10-2020

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*