Петербургские этюды

I.

Дождь и мрак. В сыром тумане медно ржавыми лучами
Фонари мерцают тускло регулярными рядами.
Все сливается в тумане: экипажей вереница,
Морды умные лошадок и хлыщей тупые лица.
Пара львов в эффектных позах у Сан-Галли на панели
Ощетинились свирепо и… на век окаменели…
Оба льва стоят угрюмо, полны скорбию гражданской.
Точно вспомнили раздолье зыбкой степи африканской,
Жар пустыни в зной полдневный и под жгучими лучами
Южных пальм зубчатых тени. скалы с звонкими ключами,
Смуглых львиц с волнистой шерстью сладострастное рычанье,
Даль безбрежной дикой степи, и раздолье и сиянье.
А вокруг их блещут лужи грязноватым мутным блеском,
Брызжут грязью экипажи, оглушая страшным треском,
Пошло шлепают калоши, мгла нависла безотрадно,
И снуют фельетонисты, все высматривая жадно, —
Обоняньем, слухом, зреньем ловят жадно и тревожно,
Ловят все, чем для статеек им воспользоваться можно.
Вот мотивом старомодным надрываясь так уныло,
Воет дряхлая шарманка: «чем тебя я огорчила?»
И снуют фельетонисты, собирая для газеты
Все цветочки городские в фельетонные букеты —
Точно мусорщики ходят, из общественного сора
Выбирая для статеек блестки пошленького вздора —
И мечтают у Сан-Галли львы, исполнены печали:
Ах когдаб мы из столицы в степи Африки удрали!

II.

На углу у Дациаро, из-под дымки мглы дождливой,
Блещут яркие картины красотою прихотливой.
Мир художества волшебный в этом сумраке печальном
Веет на душу из окон чем то светлым, идеальным?..
С голубой лазурью неба южных стран пейзажи блещут,
Юных нимф лаская нежно, волны сладостно трепещут.
Вот склонился грациозно над лазурными струями
Стройный стан прелестной нимфы с обнаженными красами,
И лобзая сладострастно стройной ножки след античный,
Струи шепчутся ревниво с негой дивно-поэтичной.
Вот прелестный женский образ с золотистыми кудрями.
Милый лик так дышит грустью, глазки искрятся слезами,
Но трепещет в томных глазках отблеск грезы вдохновенной,
Это перлы, а не слезы, это жемчуг драгоценный!
Это слезы падшей пери по обители небесной! —
Я и сам готов заплакать, созерцая лик прелестный!
И о счастии разбитом с улетевшими мечтами
Сам я плачу вдохновенно, плачу чистыми слезами…
Целый мир забыв, я плачу, и платок в моей печали
Я достать хочу, чтоб люди этих слез не увидали!
Гдеж он?.. Ах! пока я плакал, упоенный поэтично,
Кто-то вынул из кармана мой платок весьма практично…

III.

«Петербургские этюды» набросал я прихотливо.
Из души моей куплеты льются звонко и игриво.
В поэтические шутки перелил я смех и слезы,
В фантастической гирлянде сплел причудливые грезы.
В дорогие перлы сердца, в дорогие изумруды
Наряжаю я небрежно «Петербургские этюды».
Я пишу, и вот мне снится в блеске розовом камина
Позабытая малютка, позабытая кузина!
Я-б хотел, чтоб ты, как прежде, так кокетливо и мило,
Доброй, ласковой улыбкой эти песни освятила,
И сочла бы гонорарий милым пальчиком по строчкам,
Так лукаво к поцелую губки съеживши цветочком!..
Дант суровый вдохновлялся Беатриче молодою,
Я-ж, минувшее лаская, вдохновляюся тобою!..
В легких песнях, часто полных и иронии и боли,
Ты мелькаешь грациозно в светлом звездном ореоле,
Как богиня лет минувших, грез несбывшихся царица,
Но притом как… совершенно благонравная девица …
Эти песни и куплеты я-б тебе послал, чтоб знала,
Что тебя докучным гнетом жизнь из сердца не изгнала…
Да, послал бы я, но с кем же? на камине предо мною
Два амура кривоногих, каждый с горбом за спиною…
То несчастные амуры, кривоногие, хромые;
Помнишь, мы давно над ними хохотали, как шальные!..
Как от английской болезни ножки их свело дугою!
Ты платком, стыдясь по-детски, закрывала их порою…
Нынче мне напоминают эти тощие амуры
Либеральные идеи, старый хлам литературы…
Мысли наших публицистов, хромоногие, кривые,
Что в статейках ковыляют, как солдаты отставные —
Я к тебе послал бы, друг мой, этих милых купидонов,
Но боюсь, что разобьешь ты хромоногих почтальонов.

IV.

Я в этюдах петербургских, в предыдущих трех отделах,
Много абрисов набросил поэтических и смелых;
Хромоногие амуры, хромоногие идеи,
Пачкуны фельетонисты и в волнах нагие феи,
Львы свирепые Сан-Галли, свет фонарный медно-ржавый, —
Все смеется там с ужимкой фантастически-лукавой;
Все кривляется так странно, под сырой дождливой мглою,
Как виденья Оссиана бурной ночью над скалою.
Под размер стихов игривый, как под звуки фортепьяно,
Все причудливо танцует в дымке серого тумана.
Но туман унесся, небо синевой блеснуло ясной,
И подстыли тротуары гололедицей опасной.
Дворник желтенький песочек рассыпает по панели,
И со струн моих другие канцонетты зазвенели.

V.

Прочь, мыслителей российских колченогие идеи!
Надо мною стройным хором вьются песни Одиссеи,
Песни вещего Гомера, и из них передо мною
Веют чудные страницы первобытною весною.
Вот я вижу Одиссея — как, с волнами дерзко споря,
Три дня плыл верхом на щепке он в пучине грозной моря.
Так на Схерию приплыл он, славный остров Феокии,
И его одели з платье там царевны молодые.
Там в чертогах Алкиноя Демодок воспел на лире
Шуры-муры и интрижки в Олимпийском горнем мире.
Я по своему спою вам эту песню вдохновенно.
Ах, она и в наше время будет очень современна…

VI.

Бог-кузнец, Вулкан горбатый, старикашка злой, плешивый,
Старый муж Киприды юной, рогоносец был ревнивый.
Раз узнал он, что Киприда, златокудрая супруга,
Тайно Марса интригует, как любовника и друга.
Запылал он страшным гневом, но, хитрец, не молвил слова,
Насолить решась обоим беспощадно и сурово:
Сеть тончайшую из стали, сеть, незримую для глаза,
Он сковал с искусством дивным, тоньше флера, тоньше газа.
Эта сеть была с пружинкой очень хитрою, — и что же? —
Он ее накинул тайно на супружеское ложе…
Сам же сделал вид, что будто в град Лемнос он удалился,
И затем скандал ужасный на Олимпе совершился…
На скандал тот Олимпийцы все сбежались торопливо,
И глазам своим не верят: что за чудо! Что за диво!
Все хохочут, сам Юпитер разразился страшным смехом,
Весь Олимп хохочет страшно и гудит громовым эхом,
А прелестная Киприда, как предмет увеселенья,
То краснеет, то бледнеет от конфуза н смущенья…

VII.

Эта песня в Одиссее так пленительно воспета,
Что когда б я знал Гомера, как писателя поэта,
То воскликнул бы, весь полный древне-греческим экстазом,
Что перо макал наверно не в чернилы он, а в разум…
Мимо Кача прохожу я в обаяньи песни дивной,
И внезапно поражен я вдруг идеею наивной:
Что не выдумать бы Качу похитрее тонких сеток
Для красавиц вероломных. Соблазнительных кокеток?
Отчего бы их не сделать, например из мельхиора?
Эти сетки разошлись бы очень выгодно и скоро…
И гремящую рекламу к ним придумал я заране:
«Горе всем неверным женам! догадались Англичане!»

VIII.

Плиты мокрые подстыли; очень скользко под ногами;
Пляшет публика невольно и летает вверх ногами,
Точно квакерская пляска, иль под звук волшебной дудки,
Люди делают ногами уморительные шутки.
Все в невольный пляс пустились, кто и хочет и не хочет:
Вот закружится прохожий, на земь бросится и вскочит —
Увлекательные сцены! развеселые картины!
Скачут дамы и танцуют, подбирая кринолины…
И скользят так грациозно в увлекательном паденьи,
Что поэту и артисту созерцать их — наслажденье!..
Мозг набивши всякой дрянью и в головках со статьями,
Пачкуны фельетонисты ловко скачут вверх ногами;
Даже люди деловые, чинно-важные, сухие —
Даже те в невольной пляске па выводят пресмешные;
И серьезные, от века не смеявшияся, буки
Не совместные с их саном вдруг выкидывают штуки…
Время скользкое такое! время скользкое без меры!
Вот скользят антрепренеры, вот скользят акционеры!
Литераторы, — те, просто, как балетные сильфиды!
И скользят и улетают, будто тени из «Армиды»;
Но скользят всех артистичней должники и кредиторы…
Должники валятся в бегстве, утекая очень скоро;
Кредиторы же, в погоне за бегущими тенями,
В вальсе дьявольском кружатся и летают вверх ногами.
Современный общий танец! видно, время уж такое,
Время пляски и летанья — развеселое, живое!…
Вам же, русских публицистов хромоногие идеи,
Вам же дома оставаться, право, было бы умнее…
В гололедицу такую где уж вам, калекам слабым,
Где скакать по современным скользким кочкам и ухабам!
Нет, в мозгах у публицистов, под ночными колпаками,
Оставайтесь-ка идейки, оставайтесь-ка Бог с вами!..

Раздел «Сатиры и фантазии»

Сны на-яву. Собрание стихотворений Л. И. Пальмина. Издание В. М. Лаврова и В. А. Федотова. М.:  Университетская типография (M. Катков), 1878

Добавлено: 04-02-2017

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*