Пятьдесят лет спустя

Репертуар театра КБФ

(Скэтч)

За сценой слышны два голоса: один — умоляющий, другой — настойчивый.

УМОЛЯЮЩИЙ: Ну, не могу я выступать без партнера, не могу…

НАСТОЙЧИВЫЙ (передразнивая): Не могу, не могу, а я могу? Вы режете меня без ножа своим отказом, понимаете ли вы это или нет?

УМОЛЯЮЩИЙ: Что я буду делать один? Это же провал!

НАСТОЙЧИВЫЙ: Я должен выпустить ваш вокальный номер…

УМОЛЯЮЩИЙ: Товарищ начальник, поставьте меня под шрапнель, пустите меня одного против десяти танков, придумайте черта в ступе, но только не посылайте одного па сцену. (Неожиданно). Есть у вас дети?

НАСТОЙЧИВЫЙ: Есть.

УМОЛЯЮЩИЙ: Детьми заклинаю вас.

НАСТОЙЧИВЫЙ (теряя терпение): Послушайте, срывать программу я не имею права, это ведь концерт!

УМОЛЯЮЩИЙ (слезно): Товарищ начальник…

НАСТОЙЧИВЫЙ: Товарищ Сапожков, приказываю выступить! Понятно?

УМОЛЯЮЩИЙ: Понятно.

НАСТОЙЧИВЫЙ: Действуйте.

УМОЛЯЮЩИЙ: Есть действовать.

На сцену выходит краснофлотец Сапожков. Он растерян. Он смотрит на зрительный зал, как кролик на удава.

САПОЖКОВ: Товарищи, голос у меня, это я без скромности говорю, мировой. Во всем мире такого не сыщите, честное слово! Но только когда я с партнером выступал — было ничего. Вдвоем кое-как вывозили. Нам всегда после первого куплета хлопали, и так, понимаете ли, Хлопали, что продолжать пение не было никакой возможности. Так что со временем у нас в памяти один только куплет из всей песни и остался, а остальные шесть забыли по ненадобности. Только нынче я вам затрудняюсь доставить такое удовольствие. Заболел мой партнер… (За кулисы). Я сейчас… (К залу). Товарищи дорогие, выручите меня из беды. Иду ко дну. Ну, неужели среди вас не найдется такого человека, который мог бы заменить моего партнера? Неужели нет такого, который мог бы мне помочь? А?

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА: Почему нет? Есть.

И на сцену выходит высоченный пасмурный краснофлотец. Сапожков с удивлением смотрит на него.

КРАСНОФЛОТЕЦ (представляясь). Ну, будем знакомы. Костя Петрушенко. Зови просто — Костей.

САПОЖКОВ (в свою очередь): Гриша Сапожков.

КОСТЯ: Очень приятно.

САПОЖКОВ: Значит, вы действительно можете мне заменить партнера?

КОСТЯ: А как же? Можешь положиться на меня!

САПОЖКОВ: Спасибо.

КОСТЯ: На здоровье.

САПОЖКОВ (оживленно). Вот, действительно, выручил! А какой же у тебя голос?

КОСТЯ: У меня никакого.

САПОЖКОВ (испуганно): То есть как?

КОСТЯ: Очень просто. Нет голоса, и все тут. И слуха нет, можешь быть спокоен. Я еще когда в семилетке учился, одни неуды по пению получал.

САПОЖКОВ (в отчаянии): Так как же ты можешь мне помочь?

КОСТЯ: Это тебе виднее. Уж больно ты жалобно, друг, SOS посылал, а в нашей краснофлотской жизни взаимная выручка прежде всего. Тем более, что и я сам потерпевший.

САПОЖКОВ: Что же с тобой случилось?

КОСТЯ: Кок я, понимаешь, кок. А с этим поварским делом у меня то же, что с пением в школе, — одни неуды. Ты не гляди, что я мрачный. Это от переживаний. На самом деле я даже жизнерадостный. Я даже мечтать могу и стишки с душой наизусть читаю. Одним словом, я все умею, окромя как петь и кашу варить, так что со мной не пропадешь.

Сапожков в изнеможении опускается на землю. Костя следует его примеру.

САПОЖКОВ (в отчаянии): Что же мы будем делать черт побери?

КОСТЯ: Брось отчаиваться! Давай делать что в голову придет. Не будем обращать внимания, что здесь люди сидят. Вообразим, что мы с тобою, Гриша, одни, и помечтаем.

Теперь роли меняются. Мрачным становится Сапожков, а Костя блаженно вытягивается на земле, подложив руки под голову.

САПОЖКОВ (косясь на Костю): Выдумал тебя бог на мою несчастную голову.

Пауза.

КОСТЯ: Гриша!

САПОЖКОВ: Чего?

КОСТЯ: Ты знаешь, о чем я думаю?

САПОЖКОВ: Ну?

КОСТЯ: Я думаю, каким это я буду лет, эдак, через пятьдесят…

САПОЖКОВ (мрачно ухмыляясь): Ну, и чего же ты надумал?

КОСТЯ: А ты сообрази сам.

САПОЖКОВ: Будешь ты старым хреном с этакой бороденкой — противно смотреть.

КОСТЯ: Врешь. Я молодцом буду. У меня эвон какая шикарная борода к тому времени вырастет, только черт ее знает, седая там или рыжая? Слушай, Гриша, верно, давай, представим себе, какими мы будем пятьдесят лет спустя.

Сапожкову эта мысль по вкусу. Он оживляется.

САПОЖКОВ: Что же, давай. (После паузы). Вот будешь ты старым моряком в отставке. Конечно, по закону природы, будет тебя тянуть к водной стихий, так сказать, к водным просторам, верно?

КОСТЯ: Безусловно. (Фальшиво напевая) «Потому что без воды я ни туды и ни сюды».

САПОЖКОВ: Ну, исходя из твоих склонностей к воде, назначат тебя заведующим баней.

Костя морщится.

САПОЖКОВ: Не нравится? В таком разе увольняю тебя из бани и перевожу на пенсию. Будешь ты на берегу пруда сидеть и рыбу удить. Согласен?

КОСТЯ: Это хорошо. Я рыбу удить люблю.

САПОЖКОВ: Конечно, будет у тебя семейство, дети.

КОСТЯ: Внуки….

САПОЖКОВ: Одним словом, семейство человек с десять.

КОСТЯ: Давай больше. Я, друг, уважаю масштабы.

САПОЖКОВ (ехидно): С чего бы? Уж не из-за государственных ли пособий по многосемейности?

КОСТЯ (обиженно): Вот еще! Я и копейки от государства не возьму. У нас колхоз до войны миллионером был, а лет через пятьдесят он миллиардером будет.

САПОЖКОВ: Кладу дюжину внуков.

КОСТЯ: Это устраивает. Конечно, всех их около себя не удержать, потому что один будет инженером на Днепрогэсе, другой обязательно пойдет в деда, будет адмиралом.

САПОЖКОВ: Вице или контр?

КОСТЯ: Считай полным адмиралом. Третий в университете профессором, четвертый на Кировском заводе токарем, одним словом, в каждой специальности желаю иметь свой, Петрушенковский, глаз.

САПОЖКОВ: Значит, и певец будет, и кок?

КОСТЯ (машет руками): Что ты! Прокляну! (Мечтательно). А одного, самого младшего, я обязательно при себе оставлю, в адъютантах. Можешь ты, Гриша, согласиться за младшего моего внука быть?

САПОЖКОВ: За внука? Давай попробуем.

КОСТЯ (приподнимаясь): Так вот, вообрази, что сидим мы с тобой на берегу нашего колхозного пруда, именно Балтийского моря. Тихо кругом, спокойно. Дымки над селом курчавятся вроде завивки перманент. Ты мой внук и тебе лет десять. Лежишь ты здесь рядышком на пузе и глядишь на меня, на своего заслуженного деда, с восхищением.

Сапожков ложится на живот и с восхищением смотрит на Костю.

КОСТЯ: Ну, говори чего-нибудь.

САПОЖКОВ (после раздумья): Дедушка, это верно сказывают, будто в тысяча девятьсот сорок первом году ты с немцами воевал?

КОСТЯ: Обязательно верно. И еще как воевал!

САПОЖКОВ: А не врешь?

КОСТЯ: Честное слово, не вру.

САПОЖКОВ: А почему тогда воевали, дедка?

КОСТЯ: Как почему? Эх, чему только вас в школе учат!

САПОЖКОВ: Нам про великую войну будут только в третьем классе с осени рассказывать, а мне теперь знать охота. Ты бы рассказал, дед, или может забыл?

КОСТЯ (задумчиво): Нет, этого и после смерти не забудешь. Помню, месяц июнь стоял тогда над дорогим Кронштадтом. Утро было…. Воскресенье. Мы с Анютой свидание на бульваре назначили. Комсомолочкой твоя бабка Анюта была в ту пору. Ну вот, назначили мы с нею свидание, чтобы потом идти на дневной спектакль в наш краснофлотский театр.

САПОЖКОВ: Знаю, знаю! Это в КБФ.

КОСТЯ: Во…. во… (Продолжая рассказ). Только встретились мы в тот день с Анютой, как вдруг сообщение — война! Враг вероломно напал на наши границы.

САПОЖКОВ: А что такое вероломно, дедка?

КОСТЯ: Да что ты не знаешь, что ли? Вот, скажем, я тебе в друзья набиваюсь, а сам нож в спину мечу.

САПОЖКОВ: Ох, и заливаешь ты, дед! Такого не бывает в жизни. Это только в сказках про кащеев бессмертных.

КОСТЯ: В ту давнюю пору такое и в жизни бывало… Слушай дальше. Фашисты бросили против нас все свои силы, все войско.

САПОЖКОВ: Постой, а что такое фашисты?

КОСТЯ (сердито): Не задавай мне глупых вопросов, товарищ Сапожков.

САПОЖКОВ: Какой же это, к черту, глупый вопрос, товарищ Сапожков? Через пятьдесят лет молодые и знать не будут, что такое фашисты. (К зрителям). Верно, товарищи? Так что давай, дед, правды держаться.

КОСТЯ: Есть держаться правды. Фашисты — это значит бандитская шайка во главе с Гитлером.

САПОЖКОВ: А что такое Гитлер?

Костя готов снова вспыхнуть, но, опомнившись, поясняет.

КОСТЯ: Как что? Собака такая.

САПОЖКОВ: Ну, да, собака! Вон дядя Яша хотел щенку имя дать Гитлер, так бабка Анюта как ногами затопчет: чтобы я, говорит, такого ругательства не слыхала в моем доме.

КОСТЯ: Это верно, что ругательство. Но только была такая собака на двух ногах, по прозвищу Гитлер.

САПОЖКОВ: А ты его, дедка, видел?

КОСТЯ: Видел, как же. Вот как тебя нынче вижу, так и его видел. Глаза рачьи. Морда обрюзгшая. Как у того пьяницы.

САПОЖКОВ: Костя, а разве будут через пятьдесят лет пьяницы?

КОСТЯ: Сдается мне, что кое-кто помаленьку и тогда зашибать будет.

САПОЖКОВ: Ну, ладно. А где же ты этого Гитлера видел?

КОСТЯ (с гордостью): На международном суде в Берлине. Я туда прибыл с делегацией от балтийских моряков… Да… Это тебе не фунт изюма! Вошли мы в зал заседаний, а они на скамье подсудимых сидят. Гитлер и Риббентропка, одним словом, вся шайка-лейка. Я как взглянул на них, как вспомнил, сколько они людей загубили, сколько городов сожгли, как мучали, как издевались, и такая во мне ярость поднялась, что не выдержал я и крикнул: «Гражданин председательствующий, моряк Краснознаменного Балтийского Флота Константин Петрушенко просит слова. За детские слезы, за кровь погибших, за все беды и горе людское. Смерть им, подлюгам! Смерть и еще раз смерть!» И что тут началось в зале! Немцы, которые в фашистских концлагерях мучались, кричат мне: «Зеер гут!» Англичане с американцами: «Ол-райт!» Орут испанцы по-своему. Греки по-своему. А когда я сел на свое место, один старичок, рабочий из ленинградской делегации, пнул меня в бок и говорит: «Эх, парень, испортил ты всю обедню. Не расстрелять их надо, а надо их, говорит, в клетку посадить и запустить сирену воздушной тревоги, чтобы она им в ухо жужжала, жужжала, пока они дух не испустят.

САПОЖКОВ: Кровожадный был старичок.

КОСТЯ: Уж видать с характером!

САПОЖКОВ: А какой же им приговор был?

КОСТЯ: Смертный! Двадцать четыре часа исполнения. Только через двадцать четыре часа их не кончили. Оттяжка на несколько часов произошла.

САПОЖКОВ: Почему?

КОСТЯ: Потому что на всех языках, какие только есть на земле, этот приговор писался, и по такой объективной причине переводчики не поспели.

Сапожков прислушивается к чему-то и, щурясь, смотрит на небо.

САПОЖКОВ: Дедка, видишь, вон самолет пошел?

КОСТЯ (приставив к глазам ладонь козырьком, следит за полетом): В Крым полетел, отдыхающих в Ялту везет. А знаешь, кто этот самолет водит?

САПОЖКОВ: Нет.

КОСТЯ: Это Бринько. Его Бринько водит. Сын того самого Бринько — Героя Советского Союза, который на Балтике в сорок первом году немцев громил. (Машет рукой). Счастливо отдыхать!

САПОЖКОВ (шепотом): Костя, а может и сына у Бринько нет вовсе?

КОСТЯ (снимая бороду и поднимаясь): Ну, прощайте…

ЗАНАВЕС

Р. S. САПОЖКОВ: Костя, кажется хлопали сегодня не после первого куплета, а как полагается.

КОСТЯ: Знаешь что? Хорошо бы нам подать рапорт, дескать, желаем организовать театр из двух человек… Эх, черт! Как это называется? Ну, знаешь, когда никаких пьес нет, а все придумывается на ходу.

САПОЖКОВ: Это называется импровизацией.

КОСТЯ: Во, во…

САПОЖКОВ: Что же, идея! И будем мы делать то, что умеем делать. По рукам?

КОСТЯ: По рукам! (К зрителям). До свидания, товарищи. До следующей встречи с нашим краснофлотским театром… (Вопрошающе смотрит на Сапожкова).

САПОЖКОВ (подхватывает): Импровизации…

Боевая краснофлотская эстрада. Выпуск III. Политическое управление Краснознаменного Балтийского флота. Культурно-массовый отдел. Редактор М. Мельник. М.-Л.: Государственное Военно-Морское Издательство НКВМФ Союза ССР. 1-я типография Военмориздата, стр. 32-39, 1942

Добавлено: 02-08-2021

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*