Сказка о трех царских дивах и об Ивашке, поповском сыне

За дремучими лесами,
За широкими реками
В царском городе народ
День за днем, из года в год
Угощался, веселился
И во множестве плодился.
Из глубоких погребов,
Из железных сундуков
Убеленный сединами
Казначей, гремя ключами,
В шапке золото носил
И всем поровну делил.
А на пристани купцы
Про заморские концы,
Разложив свои товары,
Разводили тары-бары,
Крепко бились об заклад
Наверняк и на угад,
И народ валил толпами,
Шутки шучивал с купцами,
Любовал и выбирал,
Не торгуясь покупал.
После долгого безделья
На народные веселья
И сам царь взглянуть не прочь…
Посадил царевну дочь,
Осмотрелся быстрым взглядом,
Плотно сел с царицей рядом
И на тройке вороной,
В колымаге золотой
Едет… Лихо тройка мчится,
Пыль за тройкою клубится.
Едет свитой окружен,
Клики, пушки и трезвон…
Тройка будто вихрь домчала
И как вкопанная стала.
Царь с царицей позади,
А царевна впереди.
Не спеша идут со свитой,
Половицею расшитой.
Хлеб и соль им и поклон,
Клики, пушки и трезвон…
Каждый что-нибудь подносит
И принять усердно просит.
Царь купцов благодарит
И о торге говорит.
Выпил ковш заморской браги
И обратно к колымаге
Уж идет, шатаясь он.
Клики, пушки и трезвон…

 ЧАСТЬ I.

У царя три дива было
И молва о них трубила.
Диво первое был сад,
Обнесенный в семь оград.
Сорок яблонь в нем росли,
С утра до ночи цвели.
Ночью каждая из них
По сту яблок золотых
С шумом на земь отрясала
И на утро зацветала.
Засветивши фонари,
Подбирая до зари,
Полысевшие в запретах
Пятьдесят дьяков раздетых
Клали в ларь за плодом плод
И на нем писали счет.
Счет печатью закрепивши
И за службу наградивши,
Заперевши семь дверей,
Отпускал их казначей.
Ларь на дроги становили,
Сто коней его тащили
На охрану и запор,
На монетный крепкий двор.
Это первое. Второе
Диво было вот какое:
Белоснежный, статный конь,
Рог на лбу, в глазах огонь.
Царь ценил его высоко,
И берег прилежней ока.
Как в несчастную луну
Снаряжаться на войну, —
Знали все, конь бьет копытом
Значить быть врагу убитым,
Если-ж смирно конь стоит, —
Значить будет царь убит.
Непристойно царь бранился
И, конечно, не садился,
А на подвиг боевой
Ехал кто нибудь другой…
Третье диво — ковш блестящий,
Часто брагою шипящий,
Повернет его царь дном,
Постучить в него перстом
И как десять ветров рьяных,
В шитых жемчугом кафтанах,
Появляются на зов
Десять бравых молодцов.
Царь мудрует и гадает,
Чем забавиться не знает
И, надумавши, велит
Принести им «рыбу—кит»
Птицу «перье—золотое»
Или что нибудь другое.
И еще не кончить слов
Уж приказ его готов.
Так царь жил и веселился,
Стар и млад ему дивился,
День и ночь благодаря
Столь достойного царя.
Смолк веселый гам пирушки,
Смолкли трубы, смолкли пушки,
Все спилось и улеглось.
Лишь царевне не спалось.
Что-то ныло и мешало,
То в озноб, то в жар бросало,
И лебяжьи жестки
Были ей пуховики.
Но лишь зорька проглянула,
Позабылась и заснула.
Уж в церквях к обедни звон,
А ей снится грешный сон.
Снится ей: на двор широкий
Въехал витязь черноокий,
Конь под витязем храпит,
Все на витязе блестит,
Слез с коня и крикнул гневно:
«Где краса моя царевна?
Я вам пьяное дубье,
Где вы спрятали ее?»
Заскрипели половицы,
Настежь дверь и он в светлице.
Крепко за руку берет
И куда-то вниз ведет.
Вдруг они на поле бранном —
Кости, ворон… В златотканом
Алом шелковом шатре
Он с ней рядом на ковре.
Как они друг дружке любы,
Он целует жарко в губы,
И, дрожа, истомлена,
Просыпается она.
В разноцветное оконце
Светит ласковое солнце,
Полог радугой сквозить
И царевна встать спешит.
Царь давно уже проспался
И сидел опохмелялся,
А у ног его чета —
Два горбатые шута,
Потно-красные от злости,
На щелчки играли в кости.
У царя живот болел,
Вспоминая что он съел
И кто с кем дрался скамьями,
Осовелыми глазами,
Тупо глядя на разгром,
Царь был пасмурен лицом.
Вверх торчали ножки трона,
И алмазная корона,
Свет и цвет его земле,
Потонула в киселе.
Вдруг царевна, легче тени,
Подошла и на колени
Опустилась перед ним,
Перед батюшкой своим.
«Свет-мой батюшка, к тебе я»,
Говорить она краснея:
«Долго-ль девке до греха, —
Смерть хочу я жениха»
«Ишь ты», царь, икнувши, молвил,
Допил ковш, еще наполнил
И опять блеснувши дном,
Постучал в него перстом.
И как десять ветров рьяных,
В шитых жемчугом кафтанах
Появились вмиг на зов
Десять бравых молодцов.
Приказал им царь: «летите
И к полудню разыщите
Самых старых мудрецов,
Звездочетов и скопцов,
Всех, что есть на белом свете,
Я нуждаюсь в их совете.»
Поклонились молодцы
И в далекие концы,
Обернувшись соколами,
Понеслись за мудрецами.
В златостенные палаты,
Ярко вырядясь в халаты,
Собирались мудрецы,
Звездосчеты и скопцы.
Турьи зубы, рыбьи кости,
Книги, ладанки и трости
Разложили по столам
И расселись по скамьям.
Крепко думали, судили
И на третий день решили,
«Царским зятем будет тот,
Кто по чести назовет
Царство более счастливо,
Где диковиннее диво.
На вопрос их, так иль нет?
Царь, одобривши совет,
Наградил казной, конями,
Самоцветными камнями,
До пресыта угостил
И с поклоном отпустил.
Сел на трон, одел корону
И присягу дал закону.
Трубачам велел трубить,
Звонарям велел звонить.
И трубили и звонили,
И без умолку гласили:
«Царским зятем будет тот,
Кто по чести назовет
Царство более счастливо,
Где диковиннее диво».

 ЧАСТЬ II.

Кто в том царстве проживал,
Каждый что нибудь да знал
Про Поповича Ивашку.
Был с душой он на распашку,
Кудри-ночь, а очи-жар,
Ухарь, бабник и гусляр.
С корабельщиком—бродягой,
Прогорланив ночь за брагой
И намяв ему бока,
С песней он из кабака,
На утре, шатаясь, вышел
И со всех концов услышал:
«Будет царским зятем тот,
Кто по чести назовет
Царство более счастливо,
Где диковиннее диво!»
«Чтож, подумал он, пойду,
Тары-бары разведу.»
Ловко гусли перекинул,
На затылок шапку сдвинул,
Словно царь к царю пришел
И такую речь повел:
«Здравствуй, царь (он поклонился),
Я на клич к тебе явился,
Надоело, вишь бренчать,
Вздумал счастье попытать:
Я узнал, что за морями,
За высокими горами,
В чудо-граде царь живет,
И счастлив его народ.
Там ни зол, ни бед не знают,
Не родят, не помирают.
У царя, как твой же сад,
Сажен сад за семь оград,
Сорок яблонь в нем растут,
С утра до ночи цветут,
Ночью яблоки роняют,
А на утро расцветают.
Сторожат их крепко-злы
Полульвы, полуорлы.
С виду яблоки простые,
От твои — хоть золотые,
Коль сказать, чтоб не соврать,
На одно не променять.
Кто их ест, тот все пригожей
И в сто лет меня моложе.
Вот то диво-каково,
Но диковиней его —
Вороная кобылица —
По заслугам баловница:
Стойло, солнцева краса,
Вместо сена и овса
В сладком варевье орехи,
Пьет лишь мед и для потехи
День и ночь играют ей
Десять рыжих трубачей.
День и ночь она пирует,
Но лишь вражий дух почует
На дыбы и ко дворцу,
Прямо к красному крыльцу.
Станет, стукнет раз копытом,
С вихрем быстрым и сердитым
С моря туча налетит,
Туча солнце заслонить.
Стукнет два, ударят громы,
Все попрячутся в хоромы.
Стукнет в третий раз и вот,
Все и все, дворы и скот,
Станут словно бы игрушка,
Царь и с ним любимый служка
Царство взагребь и в мешок
Да скорее на утек.
Подступает вражья сила,
Подступила, затрубила,
Чисто поле, царства нет,
От царя простыл и след.
Диво третье: ковш блестящий,
Часто брагою шипящий.
Повернет его царь дном,
Поступить в него перстом,
Тотчас с криками веселья,
На лету роняя перья,
Прилетают десять птиц,
Обращаются в цариц.
В белоснежных сарафанах,
Красным золотом затканных,
С жар-цветами в волосах,
С цвет-перстнями на руках.
Уж они его ласкают,
Всем чем хочет ублажают,
Сладко кормят, брагу льют,
Песни звонкие поют.
Тешут кто игрой, кто пляской,
Кто загадкою, кто сказкой.
Царь какую изберет,
Подмигнет и спать ведет.
Так живет он, веселится,
Стар и млад ему дивится,
День и ночь благодаря
Столь веселого царя.
Это ль царство не счастливо,
Не диковинней ли диво?
Посмекай-ка и коль я,
Заслужил к тебе в зятья,
То как к свадьбе все готово
Снарядив, гонца лихого,
Шли за мной в любой кабак
Обо мне там знает всяк.»
Тут Ивашка поклонился
И как ровня удалился.
Царь обиды не стерпел
И вернуть его велел,
Задрожал, топча ногами,
Замахал смешно руками:
«Я те! Ты, я вижу хват,
Отвечай мне, твой там сад,
Кобылица и царицы,
Это быль иль не былицы?»
Но Ивашка не смущен,
Речь такую держит он:
«Это быль иль не былицы,
Ты спроси у Сирин-птицы,
У ней сказ мой в полноте
Весь написан на хвосте.
Я с приятностью забавной,
С ясным месяцем недавно,
В облаках всю ночь гулял,
Песни новые играл.
Сирин там, на звездном мосте,
Собиралась к солнцу в гости».
Пуще царь рассвирепел,
Инда весь позеленел:
«Живо в солнцеву столицу
И подать мне Сирин-птицу,
Иль сейчас седлай коня,
И доставь меня в три дня
В царство то, что так счастливо,
Где диковиннее дива,
А не то велю пытать,
И из пушек расстрелят!»
— Тут царя перекосило,
Все поплыло зарябило,
И прошиб холодный пот.
Царь, схватившись за живот,
Побежал отбавить лишку,
А за ним шуты вприпрыжку.
Бор сосновый, бор пахучий,
Изумрудный и дремучий.
Царский поезд… бубенцы,
По бокам трубят стрельцы,
Впереди трусит Ивашка,
Следом царь, в руке с баклажкой.
Он на белых лошадях,
В горностаях и шелках.
Часто тянет из баклажки
И кричит порой Ивашке.
«Эй, ты, горе—молодец,
Скоро-ль странствию конец?»
А Ивашка погоняет,
Ничего не отвечает.
Дальше едут повара
И готовят осетра,
А за ними скучно—тихи,
Два шута и две шутихи
И, примяв скуфью на лоб,
С тощим причтом толстый поп.
Едут третий день, и вот
Вечер ясный настает.
Тени длинные ложатся
И верхушки золотятся.
Вдруг лужайка, а на ней
Страшный терем из костей.
В царском поезде смятенье,
Царь с испугу под сиденье,
А Ивашка слез с коня.
«Подожди-ка здесь меня —
Наклонившись над тележкой
Говорит царю с усмешкой
Забегусь спроведать я,
Как-то бабушка моя».
Сам-же думая: какая
Ждет беда меня лихая?
Быстро всходит на крыльцо
И берется за кольцо.
Дверь послушно отворилась.
Отворилась и закрылась.
Пусто, лишь скамья стоит,
На скамье, лежит, скрипит
Страх носата, вислоуха,
Деревянная старуха.
В паутине и тряпье
Она клиньями к скамье
Крепко на крепко прибита,
Червоточиной изрыта.
Говорить Ивашка ей:
«И страшна-ж ты, нет страшней.
За вину скажи, какую,
Терпишь муку ты такую.»
А Яга ему в ответ:
«Вот уже сто долгих лет
Я терплю от чародея,
Черной крови, злого змея.
Он меня обворовал,
Чудо—зеркальце украл,
Я в то зеркальце смотрела,
Молодела, хорошела.
Пособи мне, свет, — молю
И тебе я пособлю»…
С плеч кафтан Ивашка скинул,
Расшатавши клинья вынул
И промолвил: «ну, ступай,
Злом добра не поминай.
Стукнув об пол села, встала,
Руки, ноги разболтала
И его благодаря
Так скрипит: «Веди царя,
Все-то лесом, на опушку
Там увидишь ты вертушку,
Расписного петушка,
Золотого гребешка,
Ты вели остановиться,
Где, спроси: моя столица
И куда он закричит,
Знай, туда твой путь лежит.
Тут Ивашка поклонился
И с Ягою распростился.
Занимается денек
И вертится петушок.
Царский поезд загибает,
На опушку выезжает,
Звонко пляшут бубенцы,
Заливаются стрельцы,
Царь ругается с Ивашкой
И грозит пустой баклажкой:
«От меня ты не уйдешь
И меня не проведешь,
Долго-ль без толку кружиться,
Нечем мне опохмелиться». —
А Ивашка со смешка:
Вот спрошу у петушка.
«Эй, постой вертун, ты — птица,
Где скажи моя столица?»
Встрепенулся петушок,
Стал и, вскинув гребешок,
Залихватски петушинул.
Царь затрясся, рот разинул,
И что было сил напрячь
Припустились кони вскачь.
Петушок опять уселся
И быстрее завертелся.
Разукрасилась столица.
Серебрятся, золотятся
В жарком солнце купола
И гудят колокола,
Флаги пестрые трепещут,
Водометы быстро блещут,
Пушки гулкие палят,
Трубы звонкие трубят.
Въехал с поездом Ивашка,
В пене конь и дышит тяжко.
Окружил его народ,
И проезду не дает.
Разодет на лад немецкий
Увивается дворецкий:
«Заждались тебя, наш свет,
Ждем—пождем, все нет и нет.
Как-то справил путь-дорогу,
Жив, здоров, ну, слава Богу!»
И дворецкий побежал —
Пир на славу заказал.
От такого превращенья,
От большого удивленья,
На царя столбняк нашел.
И когда за честен стол
Он с Ивашкою садился,
Думал, сон ему приснился.
Между сахарных дворцов
И медовых пирогов
Столько всякого хмельного,
Что и счету нет такого.
Через семь цветных оград
Из окна был виден сад.
Слышно было, веселится
С трубачами кобылица.
Город кровлями блестел
И народ внизу шумел,
Ел и пил в благоутробье
За Ивашкино здоровье.
Честен стол в полустоле.
Молвит царь: — «На всей земле
Царства лучшего не знаю,
Дивней див не вспоминаю.
И, пожалуй, я не прочь
За тебя просватать дочь.»
И Ивашка усмехнулся
Кое с кем перемигнулся,
Повернул он ковш свой дном,
Постучал в него перстом.
Тотчас с криками веселья,
На лету, роняя перья,
Прилетели десять птиц,
Обернулися в цариц.
Царь с досады крепко сплюнул:
«Значить, в нос мне фигу сунул.»
Встал. За двери лататы,
А за ним его шуты.
Вот и сказка рассказалась,
Что запутал развязалось.

А. Рославлев. Сказка о трех царских дивах и об Ивашке, поповском сыне. СПб.: Книгоиздательство «EOS», 1907

Добавлено: 29-03-2019

Оставить отзыв

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*